Возвращение под небеса
Шрифт:
Я постучала пальцем по разбитому подоконнику, проследила взглядом за витиеватыми линиями трещин, разросшихся в твёрдом слое белой краски. Разве бывает такое, что тебе до онемения больно от того, что ты совсем скоро, возможно, навсегда расстанешься с человеком, которого любишь, и вместе с этим чувствуешь себя самой счастливой, потому что ты его встретила?...
И главное, что его так сильно полюбила и… даже не безответно?...
Не безответно. Я до сих пор не могла прийти в себя от волны ошеломляющего счастья, что накрыло меня, после того, как я узнала,
Я хлопнула ладонью по шершавой поверхности подоконника и устремила взгляд в ночное небо.
Когда Вебер придёт, я извинюсь. Попрошу прощения за все свои слова, выходки и глупости. Я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Вообще, я не хочу, чтобы мы расставались, но раз всё идет к этому, то пусть лучше расставание произойдёт на доброй ноте.
Словно вторя моим мыслям, дверь позади меня скрипнула. Я резко обернулась, так резко, что у меня мгновенно закружилась голова, а перед глазами всё расплылось. Моё сердце замерло, кровь застыла в жилах, и сама я вся похолодела от волнения.
Вебер вернулся.
Он тихо зашёл в комнату, закрыл за собой дверь. Как и я, видимо, предпочел остаться в полумраке, потому что даже не сделал попытки включить свет. Некоторое время он молча стоял у двери совершенно без всякого движения, смотрел на меня. А я смотрела на него в ответ. В висках стучало, внутри буквально всё клокотало.
Я должна найти силы, чтобы сказать хоть слово. Но сил, как назло не было, и слов тоже.
– Маша… - хрипло произнёс Вебер, направляясь ко мне.
– Саш, прости меня, ладно? – не в силах ждать его слов, выпалила я. Если сейчас не скажу, то неизвестно, когда сил наберусь. – Прости за всю эту сцену… Вообще за всё.
Вебер подошёл ко мне. Слишком близко. От него пахло табаком, ночным ветром, костром. И алкоголем. Кто бы сомневался?... Впрочем, я сама бы выпила после всего произошедшего.
Меня вдруг всю словно бы пережало. Близость с Вебером всегда действовала на меня так, словно бы я ныряла куда-то глубоко, на дно… На дно самого горячего озера на свете.
Сдерживая дурацкую улыбку, я нервно втянула в себя воздух и опустила лицо. Теперь я видела лишь его кожаную броню, перетянутую на груди крепким ремнем.
Вебер коснулся шершавыми пальцами моего подбородка. Он был, по-прежнему, в перчатках без пальцев. И вообще, был всё таким же. С чего ему меняться? Таким я его и запомню навсегда: со смуглым лицом, по мне, так невероятно красивым, легкой улыбкой, самой ободряющей на свете, с взъерошенными тёмно-каштановыми волосами, отросшими и всегда придающими Веберу какой-то героический вид.
Саша провёл пальцем по моей щеке и легким движением заставил меня поднять лицо. Он хотел, чтобы я посмотрела ему в глаза. И я посмотрела. В его каре-зелёные глаза. В самые любимые на свете. Самые красивые. Самые добрые. Самые внимательные.
В эти глаза я могла смотреть долго-долго, с самозабвением, ничего не боясь, наслаждаясь, любя. Я могла бы смотреть в них всю жизнь, но разве меня кто-то слышит?
– Ты не должна ни за что
– За что?...
– За то, что я мог навсегда потерять тебя уже завтра. И даже не осознавал этого… - Вебер взял моё лицо в свои руки, и я почувствовала, как стремительно заливаюсь краской. Наёмник наклонился, коснулся моего лба лёгким поцелуем. – Я всё думал об этих предрассудках и мыслях, отравляющих меня… О любви, возрасте, о нас с тобой… О нашем будущем… Из-за того, что я однажды обжёгся, я едва-едва не теряю ту, ради которой всё это того стоило…
– Ты пьян, - улыбнулась я, снова опуская лицо и утыкаясь лбом Веберу в грудь.
Наёмник усмехнулся.
– Если от меня пахнет алкоголем, это не значит, что я пьян. – Обняв, он поцеловал меня в макушку, затем отстранился, чтобы снова посмотреть мне в глаза. – Я говорю тебе то, что должен был сказать уже давно. Почему ты плачешь?...
– Я боюсь тебя потерять. – Я вытерла слёзы. Меня так переполняли чувства, что я и говорила то едва-едва. – Боюсь, что ты потом решишь, что ошибся в своём решении…
Вебер всмотрелся в мои глаза. У него был такой взгляд, что все мои сомнения по поводу того, что он говорил серьезно, мгновенно рассеялись.
– Это последнее, чего тебе следует бояться, - сказал он, наклоняясь ко мне и прижимаясь лбом к моему лбу. Он закрыл глаза и прошептал: – Я люблю тебя, Машка... И я не могу отпустить тебя, поэтому прошу, останься со мной.
Улыбаясь, я зажмурилась. Это всё, правда, не сон?
Отстранившись от Вебера, я, смущаясь и краснея, робким движением коснулась его лица.
– Только об этом я и мечтала…
Вебер улыбнулся мне, прикрыл глаза, а затем, обхватив мое лицо шершавыми ладонями, наклонился и поцеловал меня.
***
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Соболев улыбнулся. Ветер взъерошил его седые волосы, пронзительно-ясные голубые глаза стали будто бы ярче на фоне просветлевшего сегодня неба.
Михаил Георгиевич вздохнул. Мы с ним стояли возле памятника Жукову, недалеко от старинных стен Исторического музея – алых, чуть потемневших от копоти, времени, но всё таких же невероятно красивых.
– Ну, а через сколько будете?...
– Через два года постараемся быть, - ответила я.
Соболев задумчиво покивал. Поразмышлял о чём-то, разглядывая мощёную площадь, уходящую из под ног всё выше и выше, кивнул ещё раз и снова посмотрел на меня.
– Надеюсь, что к этому времени город будет уже полностью на ходу, - улыбнулся Михаил Георгиевич.
– Уверена, что так и будет, - отозвалась я, улыбнувшись ему в ответ.
– Ну, Машенька, мне пора. – Вздохнул Соболев. – Я рад, что мы с тобой встретились… А теперь ещё и всё так замечательно решили.