Возвращение русской гейши
Шрифт:
— Ясно. А ты почему ушла с вечеринки? — поинтересовалась Юрико.
— Да что-то голова закружилась. Отвыкла от таких многолюдных собраний. У нас обычно гостей поменьше.
— Это очень крупная юридическая фирма, — объяснила Юрико. — Слушай, а пойдем на крышу. Там устроена смотровая площадка. Воздухом подышишь.
— А госпожа Цутида?
— Ее срочно вызвали домой. Она уже уехала. Я — за старшую. Она распорядилась доставить тебя, куда скажешь, после вечеринки, — улыбнулась Юрико и встала. — Гости уже навеселе и расслабились. Девушки пока вдвоем справятся.
Мы поднялись на лифте и вышли на крышу. Открывшийся вид был таким красивым, что у меня захватило дух. С высоты небоскреба освещенные улицы Токио лежали перед нами, как на ладони. Я увидела многочисленные
— А что там? — спросила я Юрико, показывая рукой на эти точки.
— Завтра 15-е, день поминовения усопших, — ответила она. — Ты что-нибудь слышала о нашем празднике О-Бон?
— Нет, ничего, — ответила я, не сводя глаз с живых огоньков.
— Эти светящиеся точки — костры, которые зажигают родственники умерших. Существует поверье, что души усопших приходят этой ночью к ним. И эти костры служат им ориентиром, — сказала Юрико, проследив за моим взглядом. — О-Бон — это праздник, когда души умерших приходят на землю навестить своих родственников. Его отмечают с VI века. До эпохи императора Мэйдзи О-Бон отмечался в середине августа. Но император решил ввести новый календарь по типу европейского взамен действующего тогда китайского. И все праздники передвинулись на месяц назад. О-Бон стали праздновать в июле. Но многие продолжали так же в августе, что называется, по старому стилю.
— У нас тоже дважды празднуют Новый год, — улыбнулась я. — Второй так и называют Старый новый год.
— Правда? — рассмеялась Юрико. — Смешно звучит. Вот и у нас так получилось. И границы этого праздника по сей день очень размыты. В провинции отмечают по старинке в середине августа, в столице, у меня такое впечатление, кто в июле, кто в августе. А в городе Никко, откуда я родом, в начале августа. Там, кстати, в ночь с 5-го на 6-е проходит грандиозный танцевальный фестиваль. И самые яркие воспоминания детства у меня связаны именно с этой ночью. Знаешь, до утра улицы заполнены танцующими, смеющимися, нарядно одетыми людьми. Во время О-Бон всегда танцуют Бон-одори, что-то типа ритуального хоровода. По легенде Марукан, ученик Будды Шакьямуни, увидел во сне страдания своей умершей матери. Ученик спросил Будду, как освободить дух от мучений, и тот велел ему устроить большие поминки по последним семи поколениям умерших. Сын последовал совету и увидел, как душа матери обрела покой. В то же самое время он понял вдруг, что мать при жизни многим для него жертвовала, и преисполнился благодарности. В честь обретения понимания Марукан пустился в радостный пляс. Вот отсюда обычай танцевать. У нас в городе это выглядит словно бразильский карнавал.
— Мне кажется это странным, — заметила я. — Все-таки речь идет о душах умерших.
— У европейцев иное понятие смерти, — ответила Юрико. — А у нас во время O-Бон украшают могилы, раскладывают толстые рисовые лепешки «моти» и фрукты, курят ароматические палочки. Перед домашними алтарями расстилают циновку и ставят поминальные таблички с именами покойных предков, блюда с особыми кушаньями. Зажигают множество фонарей, чтобы души не заблудились на темной земле. Их также спускают на воду на маленьких подставках, вроде корабликов. Особенно много таких фонариков в печально знаменитых Хиросиме и Нагасаки.
Я вздрогнула и поежилась, отведя взгляд. Потом посмотрела на Юрико и спросила:
— А ты знаешь что-нибудь о горе Осорэ? Мой дед, он японец, рассказывал, что там можно поговорить с умершим человеком.
— Да, это так, — спокойно подтвердила она. — Кстати, скоро там будет проводиться летний фестиваль Осорэдзан Дзидзо. По-моему, он начинается 20 июля и проходит пять дней. Говорят, что души умерших собираются в кратере потухшего вулкана Осорэ. Итако при помощи специального обряда устанавливают связь с ними.
— Итако? — переспросила я.
— Да. Это местные шаманы-медиумы.
— А самоубийцы? — спросила я. — Их души тоже могут войти в контакт?
— А какая разница? — тихо спросила Юрико.
— У нас самоубийство осуждается, — пояснила я. — В христианстве это один из смертных грехов.
— В Японии другое отношение к смерти. Мы с детства привыкли думать о ней.
— А харакири? — еле слышно спросила я.
— Что? — повернулась ко мне Юрико и внимательно посмотрела в глаза. — Зачем тебе это?
Я видела, что ее начинает немного напрягать наш странный разговор.
— Я слышала, что японцы уважают людей, способных на харакири, — сказала я.
— Как это ни покажется дико, — ответила Юрико, — но для нас это традиция. И такой способ уйти из жизни — определенный показатель высокого качества личности. Пойдем в зал? — неожиданно предложила она.
Я кивнула и отправилась за ней.
Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке:
Добровольный уход из жизни считался среди самураев высшим подвигом и высшим проявлением личного героизма. Примером исключительного самообладания и духовной стойкости во время церемонии харакири является история братьев Сакон, Наики и Хатимаро. Сакон, которому было 24 года, и Наики — 17 лет — за несправедливость по отношению к отцу решили отомстить обидчику — сёгуну Иэясу. Однако они были схвачены, как только вошли в лагерь Иэясу. Старый генерал был восхищен мужеством юношей, осмелившихся покуситься на его жизнь, и разрешил умереть им почетной смертью. Их третьего, самого младшего, брата Хатимаро, которому было всего восемь лет, ждала та же участь, поскольку приговор был вынесен всем мужчинам их семейства. Братьев сопроводили в монастырь, где должна была состояться казнь. До наших дней сохранился дневник врача, присутствовавшего при этом и описавшего такую сцену: «Когда приговоренные присели в ряд для отправления последней части экзекуции, Сакон повернулся к самому младшему брату и сказал: «Начинай первым — я хочу убедиться, что ты сделал все правильно». Младший брат ответил, что он никогда не видел, как проводят сэппуку, и поэтому хотел бы понаблюдать, как это сделают они, старшие, чтобы потом повторить их действия. Старшие братья улыбнулись сквозь слезы: «Отлично сказано, братишка! Ты можешь гордиться тем, что ты сын своего отца» — и усадили его между собой. Сакон вонзил кинжал в левую часть живота и сказал: «Смотри! Теперь понимаешь? Только не вводи кинжал слишком глубоко, не то можешь опрокинуться назад. Наклоняйся вперед и твердо прижимай к полу колени». Наики сделал то же самое и сказал малышу: «Держи глаза открытыми, иначе будешь похож на умирающую женщину. Если кинжал застрянет внутри или тебе не будет хватать силы, наберись смелости и постарайся удвоить свои усилия, чтобы провести его вправо». Мальчик смотрел то на одного, то на другого, а когда они испустили дух, он хладнокровно вскрыл себе живот, чуть не перерезав себя пополам, и последовал примеру тех, кто лежал по обе стороны от него».
Вечеринка закончилась около трех часов ночи. Ко мне активно приставали несколько мужчин, желая познакомиться поближе. Но я только улыбалась, словно кукла, и делала вид, что ничего не замечаю. Все мои мысли были только об одном. Я хотела попасть на гору Осорэ.
— Тебя доставить к дому? — спросила Юрико, когда мы вышли из здания.
— И лучше бы прямо до постели, — усмехнулась я.
Она понимающе кивнула и что-то сказала шоферу служебной машины. Когда я уселась на заднее сиденье, Юрико, стоя на тротуаре, поклонилась и улыбнулась. Машина медленно отъехала. Я смотрела в окно на фигурку гейши, словно сошедшую со старинной гравюры Утамаро. Только вместо традиционных гор, цветущих деревьев, дворцов фоном ей служила освещенная разноцветными огнями рекламы ночная улица современного Токио.