Возвращение русской гейши
Шрифт:
— С удовольствием, — ответила я и улыбнулась.
Хотя особого аппетита после нашего разговора у меня не было.
Тецуо притормозил возле какого-то маленького кафе, где нам подали традиционный завтрак: суп мисо, сасими — сырые тончайшие ломтики тунца и какое-то блюдо из тофу — соевого творога. И как обычно, на столе стояли несколько видов соевого соуса и васаби — острый зеленый хрен. Я выпила две чашки ароматного зеленого чая и почувствовала себя бодрее.
После завтрака мы решили погулять по городу. Я увидела все те же красные изогнутые крыши пагод среди густой зелени парков, кое-где возвышались синтоистские ворота-тории, вдоль чистых улочек стояли аккуратные
— Мы хотели поехать после полудня к вулкану, — неожиданно проговорила Аки.
— А он далеко? — спросила я.
— Нет, от города что-то около десяти километров, — ответила Аки и посмотрела на Тецуо. — Мы там должны еще с родственниками встретиться. Они вчера сюда отправились.
— Хорошо, — ответила я.
— Поедешь с нами? — поинтересовалась Аки.
Я сразу представила кучу родственников, все эти условности при знакомстве, необходимость что-то говорить.
— Я хотела пообщаться с итако, — тихо проговорила я. — Мой друг умер.
— Извини, — тут же сказала Аки.
— Но разве при свете дня можно совершать такие обряды? — осторожно спросила я.
— По поверью, — после паузы ответила она, — глаза мертвых не выдерживают золотого сияния глаз Аматэрасу, поэтому спускаются на землю только ночью.
— Вот и я об этом, — заметила я. — Поэтому лучше поеду к горе поздно вечером. А пока по городу погуляю, схожу в порт, посмотрю на корабли.
Аки улыбнулась и кивнула. В ее больших глазах отразилась легкая грусть.
Мы вернулись к машине и распрощались. Я взяла свою сумку с заднего сиденья и поклонилась, еще раз поблагодарив за приятную поездку. Когда Тецуо и Аки уехали, я бесцельно побрела по улочке, погрузившись в раздумья.
Из черной книжки с изображением красного дракона на обложке:
«И Идзанаги отправился в путь. Ему пришлось пересечь все свои владения, пока наконец он не добрался до холма Ёмсцухирасака, что разделял страну Света и страну Мрака. Теперь нужно было подняться на самую вершину — там открывался путь в загробный мир. Идзанаги бесстрашно двинулся вперед, но, лишь он пересек границу жизни и смерти, свет угас, и все вокруг погрузилось в кромешную тьму».
«Кодзики»
«Если вы сможете постичь в себе точку, которая является и познаваемым, и познающим, то вы превзойдете как объект, так и субъект. Тогда вы превзойдете как ум, так и материю; тогда вы превзойдете как внешнее, так и внутреннее. Вы придете в точку, где познаваемое и познающий станут единым. Там нет никакого разделения…
Как только вы узнаете это, то вы станете и тем и другим. Тогда партнер — познаваемое, и ум — познающий станут просто двумя вашими крыльями. Тогда объект и субъект станут просто двумя крыльями, а вы центром того и другого. А этот центр есть просто свидетель… Будда говорил: «Не покидайте этот мир и не цепляйтесь за иной мир. Лучше будьте посередине. Не бросайте одну крайность, чтобы двигаться в другую; просто будьте в середине, потому что посередине нет ни того ни другого. Ровно посередине вы свободны. Ровно посередине нет никакой двойственности. Вы должны прийти к единству, а двойственность становится просто вашим расширением — просто двумя крыльями».
Раджниш Ошо, Тантра
«Однажды Чанг Цзу приснилось, что он — бабочка. Ему снилось, что он всегда был бабочкой и счастливо порхал с цветка на цветок. Внезапно он проснулся и понял, к своему удивлению, что он — Чанг Цзу. Но трудно было решить, то ли он — Чанг, которому снилось, что он — бабочка, то
Чанг Цзу
Около девяти вечера я стояла у подножия горы Осорэ. Но страх, который вначале охватил меня, быстро ушел. Множество прожекторов освещали местность. Разноязычный говор собравшихся людей, казалось, звучал отовсюду. Видимо, эхо от близких гор делало его таким звучным и объемным. Мне казалось, что я попала на стадион, где зрители бурно обсуждают проходящие соревнования. В окружении людей я медленно поднималась по пологому склону вулкана. Я видела, что многие одеты празднично и переговариваются довольно весело. Вдоль дороги возвышались неровные холмики из камней, и я вспомнила рассказ Аки о душах умерших детей. Иногда какая-нибудь женщина подходила к этим маленьким храмам и поправляла камни или даже подкладывала другие, подобранные рядом.
Но чем выше я поднималась, тем суровее становилась окружающая местность. И народ, шедший вместе со мной, словно рассеивался. Какие-то группы уходили в сторону, кто-то отставал. Довольно быстро стемнело, свет прожекторов здесь казался рассеянным, с горы пополз туман. В этот момент я увидела какие-то странные пятиугольные, похожие на раскрытые конверты таблички. Они возвышались на коротких шестах на некотором расстоянии одна от другой. Я догнала молодую женщину, одетую в джинсы и белую кофточку, и окликнула ее. Она повернула ко мне круглое желтое лицо с узкими щелочками глаз и остановилась. Я увидела, что в руках она несет детские сандалии. Извинившись, я спросила, что это за таблички.
— Это указатели дороги в страну мертвых, — спокойно ответила она и пошла дальше.
Я осталась стоять на месте, глядя на подъем, теряющийся в тумане, из которого торчали светлые прямоугольники. Редкие кустики рододендрона выделялись на темно-сером фоне скалистой почвы. Их уже отцветающие пурпурно-красные цветы на миг показались мне пятнами крови, и я зажмурилась, чувствуя, как страх вновь заползает в душу.
Поднявшись к кратеру, я увидела множество детских вещичек, висящих на выступающих камнях. Подойдя к самому краю, я замерла. Стоящие неподвижно, как и я, люди были почти неразличимы в полумраке ночи. В центре потухшего кратера мерцала вода какого-то озера. Она казалась серо-серебряной и тяжелой, словно лава. Я подумала, что это зеркало, в которое смотрится сам бог мертвых Эмма. Мой взгляд скользнул от озера вверх. Скалистые очертания затягивала серая дымка тумана. Над ними в глубине черно-серого неба висел красновато-серый ломтик луны. Редкие звездочки мягко искрились сквозь голубоватую дымку. Когда я перевела взгляд с них в кратер, то мне показалось, что тьма сильно сгустилась и стала сине-черной и тяжелой. Постояв немного, я медленно пошла по узкой тропе между скал без всякой цели. Люди, встречающиеся мне, двигались медленно и молча, словно тени. И я часто вздрагивала, когда какой-нибудь силуэт выступал из мрака.
Вдруг до меня донеслось какое-то монотонное пение тонким тихим голоском. Я машинально направилась на эти звуки. Завернув за большой выступающий на тропинку камень, я увидела множество огоньков. И в первую минуту мне показалось, что я попала на небо, усыпанное звездочками. Но приблизившись, я поняла, что это свечи, стоящие прямо на земле. За ними сидела старуха и медленно раскачивалась, вытянув шею и глядя на мерцающие огоньки полуприкрытыми белесыми глазами. Перед ней по другую сторону скопления свечей стояли какие-то люди и, не отрываясь, следили за ее покачиваниями. Она вдруг прекратила петь и что-то забормотала. Мужской силуэт в длиннополом кимоно наклонился над свечами к ней и застыл, прислушиваясь. Старуха снова начала петь. Я постояла какое-то время в молчании, наблюдая за ней. Мне почему-то расхотелось общаться с итако. Да и что бы я спросила у нее? И на каком языке? Я положила предсмертную записку Петра, которую уже было вынула, обратно в сумочку и ушла. Конечно, Петр лишил себя жизни в Японии, но ведь он был русским и лежал на кладбище под Москвой. Что я хотела найти здесь? Разве все ответы на мои вопросы не содержались в моем сердце?