Возвращение с Западного фронта (сборник)
Шрифт:
Выйдя на противоположный берег, они кое-как обтерлись носовыми платками. Затем оделись и пошли дальше. Вскоре Штайнер остановился.
– Вот мы и за границей, – сказал он.
Выглянула луна, и в прозрачном воздухе глаза Штайнера стали очень светлыми, почти стеклянными.
– Ну и что? Разве деревья растут здесь по-другому? Или у ветра другой запах? Разве здесь не те же звезды? Разве люди умирают здесь не так, как всюду?
– Все это так, – сказал Керн. – Но все-таки я чувствую себя по-иному.
Они примостились под старым буком, где их никто не мог увидеть. Перед ними расстилался луг. Вдали светились
При этом он посмотрел на чемодан Керна.
– Я считаю, что рюкзак практичнее чемодана. Меньше бросается в глаза. Можно сойти за обычного туриста.
– Туристов тоже проверяют, – ответил Керн. – Проверяют всех, кто победнее на вид. Самое лучшее ездить в машине.
Они закурили.
– Через час я отправлюсь обратно, – сказал Штайнер. – А ты?
– Попытаюсь добраться до Праги. Там полиция ведет себя поделикатнее. Можно без труда получить разрешение пожить в городе несколько дней. Ну а дальше будет видно. Возможно, я разыщу своего отца и он мне поможет. Мне говорили, будто он там.
– Адрес его знаешь?
– Нет.
– Сколько у тебя денег?
– Двенадцать шиллингов.
Штайнер порылся в кармане пиджака.
– Вот тебе еще немного. До Праги дотянешь.
Керн растерянно посмотрел на него.
– Не беспокойся, – сказал Штайнер. – Я себе оставил достаточно.
Он показал несколько кредиток. В тени деревьев Керн не мог разглядеть их толком. Немного поколебавшись, он взял деньги.
– Спасибо, – сказал он.
Штайнер молчал и курил. При затяжках огонек сигареты освещал его лицо.
– Зачем, собственно, ты кочуешь по свету? – спросил Керн. – Ведь ты не еврей!
Штайнер ответил не сразу.
– Да, я не еврей, – наконец сказал он.
Что-то зашуршало в кустах. Керн вскочил.
– Заяц или кролик, – сказал Штайнер. Затем обернулся к Керну. – Вот что я тебе скажу, малыш. Вспомни об этом, если начнешь отчаиваться. Ты, твой отец и твоя мать – все вы находитесь за границей. И я тоже. А моя жена в Германии. И я ничего о ней не знаю.
Сзади снова послышалось шуршание. Штайнер загасил сигарету и прислонился к стволу бука. Поднялся ветерок. Над горизонтом повисла луна, безжалостная и белая, как мел. В ту памятную ночь она была такой же…
После побега из концентрационного лагеря Штайнер в течение недели прятался у одного друга. Он сидел в запертой каморке на чердаке, готовый при малейшем подозрительном шуме бежать по крыше. В первую ночь друг принес ему хлеб, консервы и две бутылки воды. В следующую – несколько книг. Днем Штайнер читал их – это отвлекало. Зажигать свет или курить – опасно. Для естественных надобностей был горшок, спрятанный в картонную коробку. Ночью друг выносил его, а потом приносил обратно. Оба соблюдали предельную осторожность. Разговаривали немного и только шепотом – рядом спали служанки, которые могли их выдать.
– Мари знает? – спросил Штайнер в первую ночь.
– Нет. Ее дом под наблюдением.
– С ней что-нибудь случилось?
Друг отрицательно покачал головой и ушел.
Каждую ночь Штайнер задавал один и тот же вопрос. Наконец на четвертые сутки друг сообщил, что видел Мари и теперь она знает, где он. Завтра, вероятно, удастся увидеть
– Не оглядывайся! Это я! Иди, не останавливайся! Иди!
Ее плечи дернулись, голова откинулась назад. Потом она снова пошла, стараясь уловить каждое его слово.
– С тобой ничего не сделали? – спросил голос за ее спиной.
Она отрицательно покачала головой.
– За тобой следят?
Она кивнула.
– И сейчас тоже?
Она колебалась. Затем снова отрицательно покачала головой.
– Я немедленно ухожу. Попытаюсь пробиться через границу. Писать не смогу. Это слишком опасно для тебя.
Она кивнула.
– Ты должна развестись со мной.
На какое-то мгновение женщина замедлила шаг. Затем пошла дальше.
– Ты должна развестись со мной. Завтра же пойди в суд. Скажешь, что хочешь развестись из-за моих политических убеждений. Что раньше ты, мол, о них ничего не знала. Поняла?
На сей раз она не шевельнула головой. Вытянувшись в струнку, продолжала идти.
– Да пойми ты меня, – шептал Штайнер. – Это необходимо для твоей безопасности! Я сойду с ума, если тебя хоть пальцем тронут! Ты должна развестись – тогда они оставят тебя в покое!
Женщина не ответила ему.
– Я люблю тебя, Мари, – тихо процедил Штайнер сквозь зубы, и его веки затрепетали от волнения. – Я люблю тебя и не уйду, если ты мне не пообещаешь этого! Обещай, иначе я снова отправлюсь на чердак! Понимаешь?
Наконец она кивнула. И ему показалось, что этого кивка он ждал целую вечность.
– Так обещаешь?
Мари медленно опустила голову. Ее плечи поникли.
– Сейчас я сверну и поднимусь по правому проходу. А ты сверни налево и пойди мне навстречу. Ничего не говори, ничего не делай! Я только хочу увидеть тебя еще один раз. Потом уйду. Если ничего обо мне не услышишь, значит, я пробился.
Она кивнула и ускорила шаг.
Штайнер пошел вверх по узкому переулку, вдоль мясных лавчонок. Женщины с корзинами торговались у прилавков. В лучах солнца туши отливали кровавым блеском и сверкали белизной. Стоял невыносимый запах. Мясники надрывали глотки. И внезапно все это потонуло. Удары топоров по деревянным чурбанам превратились в тонкий посвист кос. Появился луг, пшеничное поле, свобода, березы, ветер и любимая походка, любимое лицо. Она чуть сощурила глаза и неотрывно смотрела на него, и в этих глазах было все: и боль, и счастье, и любовь, и разлука, а высоко над их головами плыла жизнь, такая переполненная, такая сладостная и дикая! И от такой жизни надо отказаться… С чудовищной быстротой мелькали тысячи поблескивающих ножей…