Возвращение с Западного фронта (сборник)
Шрифт:
– Сейчас.
Женщина зажгла спиртовку, поставила на нее кастрюльку с водой и принялась молоть кофе. Все это она проделала почти бесшумно; движения ее были медленные и словно скользящие.
– А я думал, ты уже давно спишь, Лило, – сказал Штайнер.
– Что-то не спится, – ответила она низким, хрипловатым голосом.
Узкое и правильное лицо обрамляли черные волосы, расчесанные на пробор. Она выглядела как итальянка, но по-немецки говорила с акцентом, характерным для славян.
Керн сидел на сломанном плетеном стуле.
– Вот только подушки нет, – сказал Штайнер.
– Не беда, – ответил Керн. – Подложу под голову пиджак или возьму белье из чемодана.
– Есть у меня подушка, – сказала женщина.
Она вскипятила кофе, затем поднялась и, двигаясь бесшумно, словно призрак, вышла.
– Ешь, пожалуйста, – сказал Штайнер и налил кофе в две чашки без ручек. На чашках были нарисованы голубые луковицы.
Они ели хлеб и колбасу… Лило принесла подушку, положила ее на постель Керна и присела к столу.
– Ты не хочешь кофе, Лило? – спросил Штайнер.
Лило отрицательно покачала головой. Она смотрела, как они едят и пьют. Затем Штайнер встал.
– Пора спать. Ты ведь очень устал, Людвиг, верно?
– Да. Теперь, кажется, опять устал.
Штайнер провел ладонью по волосам женщины.
– Пойди и ты спать, Лило…
– Хорошо. – Она послушно встала. – Спокойной ночи…
Керн и Штайнер улеглись. Штайнер погасил лампу.
Через некоторое время послышался его голос:
– Знаешь, нам надо жить так, словно мы никогда уже не вернемся в Германию.
– Да, – согласился Керн. – Мне это не так уж трудно.
Штайнер закурил. При редких затяжках ярко вспыхивал красноватый огонек.
– Дать и тебе сигарету? – спросил он. – В темноте у них почему-то совсем другой вкус.
– Давай.
Штайнер нащупал ладонь Керна и сунул в нее пачку сигарет и спички.
– Как тебе жилось в Праге? – спросил Штайнер.
– Хорошо. – Керн помолчал и несколько раз затянулся. Потом сказал: – Я там познакомился кое с кем.
– Из-за этого и приехал в Вену?
– Не только из-за этого. Но она тоже в Вене.
Штайнер улыбнулся в темноте.
– Малыш, никогда не забывай – ты странник. Пусть у странников будут приключения. Но ничего, что могло бы вырвать кусок их сердца, когда им надо вновь отправляться в путь.
Керн промолчал.
– Этим я вовсе не хочу осудить приключения, – добавил Штайнер. – И сердце человеческое, конечно, тоже нет. И уж меньше всего тех, кто дает нам в пути хоть крупицу тепла. Если я кого и осуждаю, то нас самих. Брать-то мы берем, а вот дать можем лишь самую малость.
– Мне кажется, я вообще ничего не могу дать. – Вдруг Керн почувствовал себя совершенно обескураженным. Что он, собственно, может предложить Рут? Только свое чувство. Но ведь это, кажется,
– Знаешь, малыш, – спокойно сказал Штайнер, – мало – это уже почти все…
– Смотря от кого…
Штайнер улыбнулся:
– Не бойся, малыш. Все, что чувствуешь от души, – правильно. Вот ты и окунись в свое чувство. Но смотри не привязывайся! – Он загасил окурок. – Спи спокойно. Завтра пойдем к Потцлоху…
– Спасибо. Уверен, что отлично высплюсь у тебя…
Керн положил сигарету в сторону и зарылся головой в подушку чужой женщины. Он все еще чувствовал себя обескураженным, но вместе с тем и почти счастливым.
Директор Потцлох был расторопным маленьким человечком с взъерошенными усами и огромным носом, с которого то и дело соскальзывало пенсне. Вечно он куда-то спешил, особенно когда делать было нечего.
– Что такое? Говорите скорее! – произнес он, когда Штайнер и Керн пришли к нему.
– Ведь нам нужен помощник, – сказал Штайнер. – Днем для уборки, вечером для телепатических опытов. Вот вам такой помощник! – Он указал на Керна.
– А он что-нибудь умеет?
– Все, что нам нужно.
Потцлох хитро подмигнул Штайнеру:
– Знакомый небось? Чего он требует?
– Еду, жилье и тридцать шиллингов. Для начала, разумеется.
– Но ведь это же целое состояние! – вскричал директор Потцлох. – Гонорар кинозвезды! Вы что же, Штайнер, решили разорить меня? Почти столько же платят молодому чернорабочему, официально зарегистрированному в полиции, – добавил он уже более миролюбивым тоном.
– Я могу работать и бесплатно, – быстро вставил Керн.
– Браво, молодой человек! Именно так начинают будущие миллионеры! Только скромные люди делают карьеру! – Лукаво улыбаясь, Потцлох шумно выдохнул воздух носом и поправил соскользнувшее пенсне. – Но вы еще не знаете Леопольда Потцлоха, последнего из друзей человечества! Я буду платить вам гонорар! Чистых пятнадцать шиллингов в месяц! Гонорар, говорю я вам, дорогой друг! Гонорар, а не жалованье! С сегодняшнего дня вы артист! Гонорар в пятнадцать шиллингов – это больше, чем тысяча шиллингов жалованья. А он что-нибудь особенное умеет делать?
– Немного играю на пианино, – сказал Керн.
Потцлох энергично насадил пенсне на нос.
– Вы умеете играть тихо? Этакую музыку для настроения?
– Тихо я играю лучше, чем громко.
– Отлично! – Потцлох преобразился в фельдмаршала. – Пусть разучит что-нибудь в египетском духе! Распиливание мумии и номер «Дама без ног и живота» должны идти под музыку!
Он исчез. Штайнер посмотрел на Керна и укоризненно покачал головой.
– Ты подтверждаешь мою старую теорию, – сказал он. – Я всегда считал евреев самым глупым и доверчивым из всех народов мира. Ведь ты мог бы запросто выжать из него тридцать шиллингов.