Возвращение: Тьма наступает (Сумерки)
Шрифт:
— Да, исчадие ада собственной персоной. Скажи мне что-нибудь, моя яростная маленькая стерва.
Бонни уже перестала брыкаться, поняв, что это бесполезно. Ей даже порвать одежду на нем не удалось.
— Что? — огрызнулась она. Она не знала, одержим он сейчас или нет. В последний раз она видела Дамона, когда он откликнулся на ее Зов и спас ее от безумной Кэролайн. Но, с другой стороны, Мэтт рассказал, что он сотворил что-то ужасное с Еленой.
— Почему девушки так любят обращать грешников? Почему так получается, что им можно скормить все что угодно, только если им покажется, что они могут тебя переделать?
Бонни не совсем поняла,
— Что ты сделал с Еленой? — жестко спросила она.
— Дал ей то, чего она хотела, больше ничего, — сказал он, и его черные глаза заблестели. — Неужели в этом есть что-то плохое?
Бонни, напутанная блеском его глаз, даже не попыталась убежать снова. Она знала, что это бесполезно. Он был быстрее и сильнее, и вдобавок умел летать. Кроме того, на его лице была написана отстраненная безжалостность, которую она уже видела прежде. Нет, это были не Дамон и Бонни. Это были прирожденный хищник и прирожденная жертва.
А потом она снова оказалась рядом с Джимом и Обаа-сан — нет, рядом с парнем и девушкой, которых никогда раньше не видела. Бонни успела вовремя, чтобы увидеть процесс превращения. Она увидела, как тело Джима съежилось, волосы почернели, но не это было самое поразительное. Самым поразительным было то, что по краям его волосы стали не черными, а темно-красными. Впечатление было такое, будто кончики его волос лизало пламя, а дальше они уходили во тьму. Глаза его были золотыми и смеющимися.
Бонни видела, как старческое кукольное тело Обаа-сан помолодело, окрепло, вытянулось. Девушка была красивой; это Бонни была вынуждена признать. У нее были прекрасные сливово-черные глаза и шелковистые волосы, падавшие чуть ли не до талии. Они были такими же, как у ее брата, только кончики их были еще ярче — не темно-красные, а алые. Она была одета в едва заметную ажурную блузку, открывавшую ее изящную фигурку выше пояса, и черные кожаные штаны с низкой посадкой, демонстрировавшие ее тело снизу. На ней были дорогие на вид сандалии, а ногти на ногах были выкрашены в тот же алый цвет, что и кончики волос. На поясе неровным кругом висел кнут с черной чешуйчатой ручкой.
Доктор Альперт медленно спросила:
— Что с моими внуками?
— Они здесь ни при чем, — лучезарно улыбнувшись, сказал юноша со странными волосами. — Если не будут совать нос не в свое дело, можете о них не волноваться.
— То ли самоубийство, то ли попытка самоубийства, то ли... не знаю, — едва не плача, говорил Тайрон полицейскому диспетчеру по телефону. — Мне кажется, что это Джим, который в прошлом году ходил в ту же школу, что и я. Нет, никакие наркотики тут ни при чем — я пришел сюда, чтобы позаботиться о своей младшей сестре Джейниле. Она тут присматривала за ребенком... знаете что, может, вы просто приедете, и все? Этот парень сжевал себе почти все пальцы на руках, а когда я зашел, он сказал: «Я всегда буду любить тебя, Елена», — взял Карандаш, и... нет, я не знаю, жив он или нет. Но наверху лежит старушка, и уж она-то точно мертва. Потому что она не дышит.
— Это еще что за черт? — спросил Мэтт, воинственно разглядывая странного юношу.
— Я черт...
— И какого черта ты тут делаешь?
— Я черт Шиничи, — намного громче повторил юноша, явно недовольный тем, что его перебили. — Я китсунэ, лис-оборотень, если так тебе будет понятней, — и я прикалываюсь над твоим
— Да хоть тройняшки. Да, Елена говорила, что, кроме Дамона, тут замешан кто-то еще. И Стефан говорил то же самое, пока не... Так, стоп. Что вы сделали со Стефаном. Что вы сделали с Еленой?
Пока двое этих странных парней, ощетинившись, смотрели друг на друга — в случае с Шиничи в буквальном смысле слова, потому что кончики его волос поднялись почти вертикально, — Мередит обменялась взглядами с Бонни, доктором Альперт и миссис Флауэрс. Потом она посмотрел на Мэтта и легонько прикоснулась пальцем к груди. Только у нее могло бы хватить силы, чтобы справиться с ним, хотя доктор Альперт коротко кивнула в знак того, что будет помогать.
Они наконец пришли в движение, когда парни уже перешли на крик, Мисао истерически хохотала, валяясь на земле, а Дамон стоял, прислонившись к двери и закрыв глаза. Без какого-либо условного сигнала они инстинктивно все вместе бросились вперед. Мередит и доктор Альперт подхватили Мэтта с обеих сторон и просто подняли его над землей; в тот же миг Изабель с гортанным криком неожиданно прыгнула на Шиничи. Никто не ожидал от нее ничего подобного, но, как решила Бонни, проносясь через препятствия и даже не замечая их, это пришлось как нельзя кстати. Мэтт все еще орал, пытаясь вернуться и выплеснуть свое раздражение на Шиничи, но ему было не вырваться.
Когда они снова оказались в лесу, Бонни не могла поверить, что это у них получилось. Даже миссис Флауэрс не отставала; кроме того, уцелело большинство фонариков.
Это было настоящее чудо. Они сбежали даже от Дамона. Теперь задача состояла в том, чтобы вести себя очень тихо и пройти через Старый лес, не привлекая ничьего внимания. Может быть, им удастся выйти к настоящему общежитию, решили они. Тогда можно будет выяснить, как спасти Елену от Дамона и двух его приятелей. Даже Мэтт должен был в конце концов признать, что их шансы справиться с тремя сверхъестественными существами были весьма невелики.
Бонни жалела только об одном — что они не смогли прихватить с собой Изабель.
— Что ж, пора идти к настоящему зданию общежития, — сказал Дамон, когда Мисао наконец усмирила Изабель и привела ее в полубессознательное состояние. — Там скоро будет Кэролайн.
Мисао оторвала взгляд от Изабель. Казалось, она была немного удивлена:
— Кэролайн? Зачем нам понадобилась Кэролайн?
— Ну так мы же собираемся повеселиться? — сказал Дамон самым очаровательным, самым кокетливым своим голосом, и лицо Шиничи тут же перестало быть виноватым. Он улыбнулся.
— Это ведь та девушка, которую ты использовала в качестве разносчика? — Он шаловливо посмотрел на сестру. Она улыбнулась ему, но несколько натянуто.
— Да, но...
— Чем больше, тем веселее, — сказал Дамон, который становился все радостнее и радостнее. Он, казалось, не замечал, как у него за спиной Шиничи ухмыльнулся, глядя на Мисао, и сказал, пощекотав ее под подбородком:
— Не дуйся, милая! — Его золотые глаза сияли. — Я ни разу не положил глаз на других девушек. Просто, если Дамон говорит, что это будет весело, значит, так оно и будет. — Ухмылка переросла в широкую злорадную улыбку.