Возвращение в Михайловское
Шрифт:
Да-да, все правильно! И "время вылечивает все" и "одиночество может принесть пользу... на поприще..." Бывают такие тексты и диалоги, в которых все правильно, только... Говорить это должен был кто-то другой. Кто угодно - ты сам себе - только не она!
– Кто ей внушал - и эту нежность / И слов любезную небрежность?.. Нежности не было в письме. Что угодно - любезность, - только не нежность! Он вдруг ощутил это явственно.
– Кто ей внушал - и эту нежность / И слов любезную небрежность... Я не могу понять... Разумеется, Татьяна пишет письмо по-французски. А автор только... но вот... Неполный, слабый перевод / С живой картины -
...Что-то из романа - все же брезжило в нем. Что-то двигалось - как лодка: от одного берега к другому - незнакомому. Он сознавал, что начал роман спустя рукава, под случайным впечатлением. По наполеоновскому принципу: "Ввяжемся в бой - а там посмотрим!" Помнил хорошо, как родились первые строки и имя героя. Поклонник неги праздной... Негин! О Негин, добрый мой приятель! И вдруг, как удар, как судорога в локте: Онегин! Онегин!.. "Как Чильд-Гарольд, угрюмый, томный / В гостиных появлялся он..." Он даже поддразнивал читателя. Никогда не боялся, что скажут: "Ну, это Чильд-Гарольд!" - сиречь подражание. Пусть говорят! Знал, что все на свете уже было и дело только в словах. Он верил в свои слова, что, раньше или позже, они его выведут к чему-то сугубо независимому.
В библиотеке Тригорского - разрозненные томы из библиотеки чертей в огромном шкафу, в два ряда, попробуй сыщи что-нибудь путное - он нечаянно обнаружил "Валери" - Криднерши, как он называл - Юлии Криденер, оба томика забрал к себе и стал перечитывать. Впервые читал еще в Лицее. "Между тем, когда я впервые ееувидел - Валери, - она не показалась мне красивой. Очень бледна: контраст, который составляет ее веселость, даже ребяческая ветреность, и лицо с печатью серьезности..." Откуда у этой немки или лифляндки такой французский? Впрочем, у нее были хорошие учителя, говорят, даже сам Шатобриан... Странно, что столь пленительная (по рассказам) женщина и писательница становится религиозной кликушей! Кажется, она пыталась вовлечь в католичество самого императора Александра. В итоге он выслал ее из Петербурга - по наущению этого Савонаролы - Фотия.
– Вам, государь, не повезло со страной! Ваши рыцарские замашки требовали Швейцариии. Или хотя бы - Люксембурга. Почему б вам было не заполучить в правление Швейцарию? Я не говорю - Францию, это опасно!
...как лицейский - он хорошо помнил царя. Лицеисты часто встречали его в Екатерининском парке: он прогуливался один - или с кем-то из придворных. Но почти никогда с супругой - Елизаветой Алексеевной. Мягкие черты и рассеянный взор... пожалуй, недостаток воли? Он не производил впечатления счастливого человека.
Как он смог противустоять Бонапарту?
(Перед тем почему-то возникла физиономия конюха. Тот талдычил свое: "Почему нельзя? Обязательно можно!")
– А-а!
– молвил царь.
– Это ты? Слыхал, пишешь неплохие стихи!
Александр поклонился в замешательстве.
Кроме Фотия, говорят, там вертится еще какая-то графиня Орлова. (Из тех самых Орловых?) Это она свела царя с Фотием.
Александр Павлович был хорошим собеседником...
– Это ты написал оду "Свобода"?
– Я. От дурных стихов не отказываюсь, надеясь на... а от хороших, признаюсь, и силы нет отказываться! Слабость непозволительная!
Сквозь темные призмы уцелевших листьев пестрело сырое небо. Осеннее небо в России спускается почти до земли - такое большое, такое печальное. Хотелось тепла. Причудливой новизны горных кряжей. Где каждый поворот сулит неожиданное... И моря, моря! Чтобы волны у ног, волны у ног! (У чьих?)
С Криднершей они разминулись в Крыму. Спустя три года, / скитаясь в той же стороне... Она приехала в Крым, он слышал - года на три позднее его. И умерла где-то в Кореизе - в начале уже этого года. Во втором томе - в начале он нашел чью-то надпись: "Мадемуазель Ольге Алексеевой. Увы, одно мгновение, одно-единственное мгновение... всемогущий Бог, для которого нет невозможного; это мгновение было так прекрасно, так мимолетно... Чудная вспышка, озарившая жизнь, как волшебство..." Кто это писал, кому? Кто-то. Который любил! Он отчеркнул ногтем то место в книге, когда в Венеции, на мосту Риальто, граф М.
– муж Валери - при де Линаре выражает свой восторг перед какой-то женщиной, тем самым как бы усомнившись в красоте своей жены. "Ну, да... Валери молода, у нее живая физиономия, но ее никогда не заметят!" И де Линар страдает от этого. Прекрасно! И как натурально! "О Валери! Насколько больше любил бы я тебя!" - Это! это самое!..
Он начал размышлять о романе вообще. "Не роман, а роман в стихах дьявольская разница!"- повторял он про себя, хотя и плохо представлял пока, что это за разница. Теперь казалось, что самой мысли о "рано остывших чувствах" и "преждевременной старости души", одной лишь встречи - души невинной с душой перегоревшей - этого мало, мало! План романа по-прежнему смущал его. Конечно, лучше стихи без плана, чем план без стихов, но... Он был в положении человека, который, облекшись в непривычные одежды, не знает, куда девать руки, походка как бы не та...
Роман воспитания? Странно, но последнее время он все меньше тянулся к Байрону! Больше к Гете и Шодерло де Лакло.
Фауст тревожил воображение автора Чильд-Гарольда. Два раза Байрон пытался бороться с великаном романтической поэзии - и остался хром, как Иаков. Но и "Фауст"... Мефистофель не способен стать учителем в чувстве, он лишь насмехается над человеческой чувствительностью. Он сам не разочаровывался никогда - ибо никогда не был очарован. Что за стремление погружать других в пучины собственных разочарований и бед? (Он снова и снова вспоминал Раевского.) Сноснее многих был Евгений, / Хоть он людей, конечно, знал / И вообще их презирал, / Но (правил нет без исключений) / Иных он очень отличал / И вчуже чувство уважал...
Почему мужчины так склонны учить чувствованью других, менее опытных, необстрелянных?.. Женщины вроде не так, хотя... (Но довольно ли он знает женщин?) А госпожа де Мертей ("Опасные связи"). Нет! Там, скорей, обмен развращенностями - не опытом! Французы явно почитают область чувств своим национальным достоянием! Как виноградную лозу со склонов в провинции Коньяк! Природа чувства столь тонка, по их мнению, что может возникать, лишь как клекот в горле галльского петуха - со всеми там вибрациями и модуляциями.
Почему вообще люди любят внушать другим свое разочарование?..
– Но ты, как выяснилось, еще и афей! Это совсем уж никуда не годится!
– Ваше величество, как можно судить человека по письму, написанному товарищу... да еще в определенном настроении... Школьническую шутку взвешивать как преступление, а две пустые фразы - как всенародную проповедь? Был момент - я усомнился в одном из положений религии...
– В каком?
– В существовании загробной жизни. Это не называется афеизмом. Оттуда ж никто не возвращался - дабы подтвердить...