Возвращение.Хмара-2

Гончар Анатолий Михайлович

— А мы шо? Доколе тут сидеть будем? — Витясику не полегчало.

— Да сколько надо, столько и просидим. Нам — то что, еды да питья вдосталь, три — четыре дня продержимся, а там, если что, и наши, поди, подоспеют. Не могёт такого быть, чтоб не хватились! Мы ж сегодня к вечеру вернуться обещались. Да ты, малый, не дрефь, уйдут они, завтря же и уйдут. А ежели…

— Помолчали бы вы оба! — сердито гаркнул на них десятник. — Почём мы знаем, может, они наш язык разумеют. А вы о наших планах да надеждах треплетесь!

Все смолкли. Воцарилась тишина. Наши "разговорчивые" пристыжено молчали, да и остальным говорить было не о чем. А между тем в "стане" врага началось непонятное брожение. Оборотки по очереди подходили к своему вожаку и, ткнувшись ему в ухо, подолгу

стояли, словно что-то нашёптывали, затем отходили в сторону, а место подле вожака занимали другие. Складывалось ощущение, что эти тупорылые "морды" проводят совещание. И впрямь, чем больше я вглядывался в происходящее действо, тем больше в этом убеждался, и поверьте, ощущение было не из приятных. Наконец, к вожаку подполз самый мелкий, самый шелудивый зверь. Что есть мочи виляя хвостом и унизительно поскуливая, он приблизился к своему вождю и так же, как все, ткнулся ему в ухо. Даже я смог разглядеть (или вообразить?), как на морде главного оборотки появилось брезгливо-презрительное выражение, но по мере того, как время шло, выражение морды менялось. Сначала она стала задумчивой, затем и вовсе радостно-восторженной. Вождь поднялся на ноги. Удостоив столь угодившего "начальству" "кабанишку" поощрительным тычком в спину, "высшее руководство" в лице седовласого "вепря" заунывно ноя, принялось разъяснять своим соплеменникам дальнейший план действий. Что они там напридумали, стало ясно в последующие пять минут. Вся эта свора, ворча и лязгая челюстями, принялась ковырять носами (именно носами, а отнюдь не свинячьими пятачками, которых у них не было) каменистую почву как раз с той стороны, где располагалась глубокая пропасть. Всё стало ясно. Похоже было, что они не такие уж и голодные, если решили нас просто угробить, скатив валун в необъятные глубины пропасти. А может, рассчитывали, что мы предпочтём сражение?

— Что э-т-то они задумали? — вновь обеспокоился Витясик, растерянно оглядываясь по сторонам.

— Чаго, чаго, болтать меньше надо было! — зло бросил десятник, сплёвывая слюну на толпящихся внизу обороток. Зверюга, на которую ветром отнесло плевок десятника, истошно взвыла и принялась кататься по траве, пытаясь стереть пропитавшие шерсть слюни.

— Чего это с ним? — пятясь на происходящее вытаращенными глазами, не понятно к кому обращаясь, спросил Евстигней Родович. Но кто ему мог ответить?

— А ну дай — кось я, — Михась нагнулся вперёд и плюнул. Слюна попала на лоб скребущего почву "вепря" и, скатившись по морде, растворилась в густой шерсти подбородка. Мы все молча наблюдали за зверем, ожидая его реакции, но никакого эффекта, кроме поднятых вверх глаз, осмысленное выражение которых наливалось кровавой злобой безмерной обиды, не заметили.

— Чёрт! Ничего! А ну, командир, плюнь ещё разик!

Десятник откинулся назад, метнул свой взгляд вниз, тщательно прицеливаясь и… роющие нам яму зверюги, расталкивая и топча друг друга, разбежались в разные стороны. Мы, не сговариваясь, уставились на сидевшего с открытым ртом десятника.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — больше слов не было.

— Родович, ты, часом, чародейством не владаешь, а? — робко поинтересовался сидевший рядом со мной ратник. Десятник отрицательно помотал головой, а у меня внезапно мелькнула странная догадка.

— Дыхни? — приблизив лицо к всё ещё сидящему с оторопевшим взором Евстигнею Родовичу, попросил я.

— Чего? — тот, кажется, не понял.

— Дыхни, — тихо, но настойчиво во второй раз попросил я, никак не желающего выходить из ступора десятника.

— А — у, — невнятно пробормотал тот, но просьбу мою выполнил. Так и есть: смесь чеснока и перегара. Если вдуматься, и впрямь вещь убойная, я — то и то чуть с верхотуры не сверзился. Итак, причина столь убийственного действия его слюны мне стала понятна. Теперь оставалось придумать, как её свойством воспользоваться. А оборотки тем временем вновь принялись за своё, столь неприятное для нас занятие. Только держались они сейчас подальше, и их маленькие злые глазки всё время взирали вверх в ожидании новой пакости. Нет, до них было не доплюнуть, а то, что они стали копать не у самого основания монолита, лишь на часок или другой отсрочивало нашу гибель. Когда будет выкопана приличная яма, край её под весом нашего камня всё одно обвалится и, аля-улю, гони гусей. Впрочем, теперь я уже знал, как помешать их планам. Помешать-то было совсем легко, а мне хотелось большего…

— Михаил, пошуми, посуетись малость, покуда мы с Родовичем покумекаем! — Михась молча кивнул, а я пересел поближе к нашему "руководителю".

— Чеснок есть? — десятник отрицательно покачал головой. — А самогон? — тот уставился на меня вытаращенными глазами, "мол, ты чего, совсем офигел, нешто б я сегодня так бежал, если б последние сто грамм не принял?" Так, ясно, и впрямь не врёт, что ж, тем хуже для него. Я незаметно подтянул к себе чей-то невостребованный колчан со стрелами, лежавший на небольшом уступчике и, никуда не торопясь, пересчитал стрелы с легко отличимым красным оперением. Тридцать одна, мне столько не нужно, для перестраховки я отобрал двадцать. Закрыв собой страдающего головной болью Родовича, я протянул их ему.

— Слюнявь! — прошипел я приглушённым шёпотом.

— Чаго? — вновь не понял меня десятник.

— Слюнявь наконечники.

— А- а- а, — протянул он, с трудом понимая суть сказанного. Наконец до него дошло. Отбросив все сомнения, он взялся за дело. На пятом наконечнике десятник скривился, сплюнул столь драгоценную слюну на камень и, зло покосившись на сидевших к нам спиной ратников, изрёк:

— Всё, чистка оружия и снаряжения, по три раза на дню! Это ж надо, железо всё исчаврило, грязью болотной покрылось! Уже я им припомню как своему старшому такое дело подсовывать…

— Не отвлекайтесь, десятник! — я поспешил спустить его с небес на землю. Вопреки моему ожиданию, тот больше не протестовал, а угрюмо насупив брови, (видимо, представляя, как он заставит безалаберных ратников до блеска драить оружие) продолжил своё сколь нужное и столь неприятное (в свете открывшихся обстоятельств) занятие. Наконец, всё было готово. Я осторожно сгрёб стрелы и, прикрыв их полой своего маскхалата, постепенно перебираясь от одного ратника к другому, отдавал им по одной-две стрелы и разъяснял, что и когда делать — одним словом, определял каждому цели. Основную роль в отведенном действе я отвёл Михаилу, и надо сказать, сыграл он отменно.

— Бей гадов! — надрывно заорал он пятью минутами позже того, как я закончил своё хождение. В его руке, словно по мановению волшебной палочки, появился тяжёлый лук, и длинная стрела, сверкнув белым оперением, полетела в направлении первой "жертвы". Сразу трое ратников, повскакивав со своих мест, метнули в сторону врага свои засвистевшие в воздухе стрелочки, но среди них не было ни одной с красным оперением, до поры до времени они оставались в оставленных подле ног колчанах. Первая стрела, выпущенная Михаилом, ударив стоявшего боком "вепря" и войдя в его тело лишь на две трети наконечника, вызвала переполох в рядах обороток, и они так стремительно рванули в разные стороны, что ни одна из стрел, выпущенных позже, не достигла своей цели. Раненный "вепрь", если, конечно, царапину на его боку можно было назвать раной, взвыл и, разбрасывая лапами землю, бросился в сторону близлежащего кустарника, но на полпути остановился, принюхался и, поняв, что никакая опасность в виде подло подсунутого яда ему не грозит, помахивая хвостиком, повернул обратно. Видя его безмятежное спокойствие, и остальные оборотки стали постепенно упокаиваться, и вскоре, понукаемые грозным рёвом своего вожака, приближаться к месту "проведения работ". От первых, вновь полетевших в них, стрел они сперва вздрагивали и пытались уворачиваться, но видя, что они не приносят им никакого вреда, обнаглели и, кажется, даже стали хвастать друг перед другом количеством стрел, утыкавших их тела. Во всяком случае, складывалось впечатление, что некоторые из гадин специально подставляют себя под наши удары. Что ж, время пришло! Я как бы ненароком подтолкнул стоявшего передо мной Михася. Тот только этого и дожидался.