Возвращение
Шрифт:
– Вам все объяснят на месте, – ответил Васильев и дальше всю дорогу молчал.
«Место» оказалось ничем не примечательным пятиэтажным домом, к одному из подъездов которого подъехала машина.
– Выходите из машины и идите впереди, – сказал провожатый. – Первый этаж, третья квартира.
Я выбрался из машины, помог выйти Люсе и, взяв ее под руку, повел в подъезд. Подойдя к нужной квартире, я позвонил. Открыл мне молодой, накачанный парень.
– Здесь продается платяной шкаф? – спросил я.
– Проходи, юморист, – сказал сзади Васильев. – Пропусти их, Семен.
Мы зашли мимо посторонившегося здоровяка в прихожую.
– Снимайте свои пальто, – сказал Васильев, сам вешая одежду на вешалку. – И обувь оставьте здесь, тапки возле зеркала.
В квартире было четыре комнаты. Ждали нас в крайней справа.
– Здравствуйте, Петр Миронович, – поздоровался я. – Людмила, позволь тебе представить лидера белорусских коммунистов! А вот этого гражданина рядом с ним я не знаю, но наш провожатый явно из числа его подчиненных. Есть в них нечто неуловимо похожее.
– Он всегда себя так ведет? – поинтересовался у Машерова пожилой, крепкий мужчина с седыми, зачесанными назад волосами.
– Я с ним всего один раз беседовал, – ответил Машеров. – Вроде был нормальным.
– Я нормальный, когда со мной себя ведут нормально! – сказал я. – Я же вас просил! Трудно было прислать за мной Валентина? И зачем вам нужна Людмила – давить на меня? Я вам говорил о приватной беседе? Это, между прочим, и вам нужно. Небось еще и запись включили?
– Что нужно, то и будем делать! – отрезал седой. – Возрастом еще не вышел нас учить. Лучше объясни, откуда узнал об этом?
На стол легло мое письмо.
– Пойдем, сядем, – сказал я Люсе, направляясь к небольшому дивану. – А то ведь сами не предложат. Что вам от меня нужно? Узнать, где я это прочитал? Мне от вас скрывать нечего, все расскажу. Все эти секреты бывшего СССР свободно выставлялись в сети Интернет. Даже на часы с голо любой мог сбросить, а у меня хоть и раритетный, но стационарный комп.
– Как это бывшего? – оторопел седой.
– Кто он? – показал я рукой на пожилого.
– Это мой друг, – ответил Машеров.
– Дружба – это святое, – согласился я. – Только вам все-таки нужно было послушать меня. – Поговорили бы, а потом уже решали, кому и что можно доверить.
– Ему я могу доверить собственную жизнь! – твердо сказал Машеров.
– Позовите кого-нибудь из своих ребят, – сказал я седому. – Пусть отведут мою девушку в другую комнату. Ни к чему ей слушать то, что я вам скажу.
– Пройди на кухню, – сказал Люсе седой. – Там должен быть Семен. Попейте с ним чай.
– Сейчас я вам кое-что расскажу, – сказал я им. – Потом вы отвозите нас домой и забираете мои тетради. А на меня можете в дальнейшем не рассчитывать.
– А как же мир? – спросил Машеров.
– Да провались этот мир в тартарары, – с горечью сказал я. – Если самые честные и порядочные люди так себя ведут, для кого надрывать пуп?
– Зря ты так, – сказал Машеров. – Почему ты думаешь, что тебя должны встречать с распростертыми объятиями?
– Землетрясение было? – спросил я. – Все совпало?
– Число жертв еще уточняют, – сказал Машеров. – А по времени расхождение на три минуты.
– Да округлил я эти три минуты! – махнул я рукой. – Вы попробуйте предсказать с точностью до месяца! А почему с объятиями... Ладно, слушайте, может быть, поймете.
Сначала я рассказал им то немногое, что знал из жизни Машерова.
– Знаю так мало, потому что мальчишкой вами совсем не интересовался, а
– И когда меня убили? – слегка побледнев, спросил Петр Миронович.
– Четвертого октября восьмидесятого года вы погибнете в автокатастрофе, очень похожей на хорошо организованное убийство.
Я подробно рассказал все, что вычитал из многочисленных статей по самому дорожному происшествию, а потом обо всем, что связывало его с Андроповым. Потом был краткий рассказ о периоде правления Брежнева. О Черненко я упомянул мельком, об Андропове рассказал чуть больше. Основное время у меня занял Горбачев с его перестройкой.
– Остальное прочтете в тетрадях, – закончил я свой рассказ. – Пять общих тетрадей – это события в мире, а в трех все открытия и технологии где-то до две тысячи двадцатого года. Дальше, извините, не следил. Старость, болезни, да и просто стало неинтересно. Забирайте и делайте все, что хотите и можете. На последних страницах одной из тетрадей я записал свои рекомендации. Можете их выдрать. И попрошу быстрее нас отправить. Если у мамы по вашей милости случится сердечный приступ...
Было видно, что седой колеблется, но Машеров согласно кивнул.
– Распорядись, Илья, – сказал он седому. – И пошли с ними Семена.
– Тебе решать, – согласился седой, тяжело поднялся из-за стола и пошел на кухню.
– Твою доставку организовывал не я, – сказал мне Машеров. – Надеюсь, ты передумаешь. Все твои книги будут...
– Больше ни одной книги! – сказал я. – Хватит! Жаль, что недавно одну отдал в редакцию. И песен больше не будет. Точнее будут, но будем петь только для друзей!
– Тебе сколько лет?
– Четырнадцать! – ответил я. – Или восемьдесят. Считайте, как хотите! И старики, и дети одинаково обидчивы! Я слишком много сделал для людей, а мне в очередной раз показали, в какой стране я живу, вместо благодарности ткнув мордой в стенку! Пропади все пропадом, а я буду жить для себя и дорогих для меня людей.
– Не хами! – сказал появившийся с кухни седой, который слышал мои последние слова. – Ценность твоих записей еще под большим вопросом.
Следом за ним с кухни вышли Люся с Семеном.
– Во-первых, я вам их не продаю! – повернулся я к нему. – А важность моих записей вам еще предстоит оценить. Сотни миллиардов долларов и миллионы человеческих жизней – это мало? Ткнули пальчиком в семьдесят второй год, а там страшенная засуха, из-за которой мы лишились почти пятисот тонн золота, ушедшего на закупку хлеба. Я не знаю, сколько это по нынешнему курсу, а в то время, когда я читал, было больше двадцати миллиардов баксов! А через год двадцать шестого апреля из-за землетрясения от Ташкента останутся одни руины! Катастрофы космических кораблей, ненужные исследования и тупиковые технологии, на которые уйдут миллиарды! А авария атомной электростанции в Чернобыле? В общей сложности из-за ядерного взрыва реактора загадило сто пятьдесят тысяч квадратных километров, треть из которых в Белоруссии! Пятьсот тысяч человек получили разные дозы облучения, не только поселки, города бросали! И остановили кучу других станций, чтобы переделать хреновые реакторы, а это опять огромные потери! В моих тетрадях этих катастроф, вызванных природой или человеческой глупостью... до фига! О трех других тетрадях я вообще не говорю – они бесценны! Ладно, Люся, пойдем одеваться, нас соизволили отпустить.