Возвращение
Шрифт:
Вскоре появился барон, дородный господин средних лет с грубым, мужицким лицом. Одет в короткие штаны, гетры и народную, по-видимому, очень дорогую куртку. Заметив, что Клим поглядывает по сторонам, он подвел нас к висевшей на видном месте картине под стеклом: на фоне стилизованного пейзажа древо - дуб короля Генриха Птицелова или ясень Иггдрасиль, где вместо птиц и животных на ветвях висели щиты с гербами и коронами.
"Да, так вот, гм!" - сказал барон, извлекая пробку из бутылки.
"Превосходный коньяк",- сказал Клим, и я перевел его слова.
"Вы так полагаете? Я тоже, м-да...
"Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию в Кремле?" - разливая кофе, спросила хозяйка.
Я перевел: "Ее интересуют эти старые задницы в Кремле".
Клим обрадовался случаю продемонстрировать свою осведомленность. Барон усердно подливал, не забывал и себя, и постепенно багровел; Клим, напротив, становился всё бледнее, он говорил без умолку, глаза его сверкали. Хозяин сопел, кивал, поднимал и опускал брови. Я не поспевал за моим товарищем, а потом и вовсе умолк; было ясно, что если что-нибудь здесь имеет значение, то не речи, а самый факт того, что мы тут сидим.
Барон потрепал пса, лежавшего у его ног. Пес, вероятно, обладатель не менее славной родословной, умильно смотрел на барона.
"Мне приходилось бывать в России. Это огромная страна".
Пес насторожился. Барон помешивал ложечкой кофе.
Клим сказал, что последние события с особой убедительностью говорят о том, что свободному миру необходимо пересмотреть некоторые сложившиеся стереотипы. В частности...
Пес дал понять, что придерживается других взглядов. Хозяин поднял брови: "Ты так полагаешь? Вы правы,- сказал он.- Если не ошибаюсь, от Москвы до Урала пять тысяч километров!"
Запад слишком наивен, возразил Клим, если принимает на веру все эти заявления. Пора наконец понять, что...
"Страна с большим будущим. Непременно уговорю мою жену снова поехать. Что ты на это скажешь, Schatz5?"
"Вы тут побеседуйте,- сказала хозяйка,- а мне надо сказать два слова господину, э..."
Теперь инициативу захватил южный барон. Он подвинул Климу, продолжая рассказывать, коробку с сигарами.
Хозяйка поднялась и направилась в соседнюю комнату, она шла маленькими шажками, как гейша, слегка покачивая бедрами. Я поплелся следом за ней. Мы прошли мимо низких резных шкафов с фарфором и хрусталем и оказались на кухне, почти такой же просторной, как гостиная, откуда сейчас раздавалось нестройное пение: это хозяин и Клим исполняли русскую народную песню "Широка страна моя родная".
Баронесса притворила за собой дверь.
"Знаете вы эту песню, о чем она?"
"Да, это национальный гимн, он очень древний".
"Древнее, чем царский гимн?"
"Пожалуй".
"О чем же он? Вероятно, о том, какая у вас замечательная страна?"
"Само собой".
"Но ведь она в самом деле замечательная, не так ли?"
"Кто в этом сомневается".
"Приятная мелодия, только они ужасно фальшивят... А я думала,- сказала хозяйка,- что это советская песня".
"Советская власть гораздо старше, чем думают".
До нас донесся голос Клима:
"Наши ни...ивы глазом не обшаришь!"
Барон вторил, вместо слов произнося какую-то абракадабру, пес подвывал.
Мне показалось, что хозяйка смущена и не знает, с чего начать.
"Поразительно",- сказал я. Теперь я понял, на кого она была похожа.
"Вы имеете в виду?.." Она усмехнулась, чтобы скрыть, что она польщена.
Я кивнул.
"Откуда вы знаете эту картину?"
"Все ее знают: Дюрер. Не помню, как называется".
"Портрет патрицианки. Считается,- сказала она,- что эта Эльзбет... Так ее звали, Эльзбет Тухер... Считается, что я происхожу от нее по линии моей двоюродной бабушки. Она была замужней женщиной, это видно по портрету, и согрешила с художником. Так что и Дюрер будто бы мой предок. Всё это легенда. В нашем роду не было женщин с такой фамилией".
"Легенды бывают правдивей действительности".
"Бывают, это верно... Имя тоже нетрадиционное. Все мои прабабки носили имя Мария. В разных сочетаниях. Кстати, меня зовут Луиза-Света-Мария".
"Света?"
"Это какое-то славянское имя. Мне объясняли, что оно означает. Вы, вероятно, можете дать точную справку".
"За этим вы меня и позвали?"
"Нет, конечно. Вы не догадываетесь, зачем?"
"Понятия не имею".
Она вздохнула. "Вы... давно здесь? Я не знаю, как это назвать: изгнание, эмиграция?"
Я ограничился неопределенным жестом.
"Но язык, наверное, знали еще до того".
"Знал".
"Я хотела задать вам один вопрос... Вы можете не отвечать. Только прошу вас, не сочтите за обиду мое любопытство".
"Не сочту".
"Вы не обидитесь, договорились?"
"Я вас слушаю".
"Церковь святого Иоанна Непомука... Вам это имя что-нибудь говорит?"
"Он, кажется, охраняет мосты".
"Вы образованный человек. Видите ли, в чем дело. Мой кузен - пресвитер этой церкви. Да и я там бываю... иногда".
Она прислушалась, пение в гостиной умолкло.
"Ладно, пусть побеседуют".
"Это довольно трудно",- заметил я.
"Коньяк им поможет. Так вот... Простите, что я так. Я хотела спросить. Это вы там сидите? Можете мне не отвечать. Я понимаю. Жизнь на чужбине... Но неужели настолько..."
Я сказал, глядя в сторону:
"Считайте, что это мое хобби".
"Да, конечно,- сказала она.- Разумеется,- сказала Света, Марта, Мария или как там она звалась.- Я слишком хорошо понимаю ваши чувства. Вашу гордость. Хобби... Позвольте мне быть откровенной, я позвала вас не для того, чтобы удостовериться, я знала это наверняка. Сожалею, что так грубо вмешиваюсь в вашу жизнь, но раз уж... Я только очень надеюсь, что это обстоятельство, это... вынужденное обстоятельство не помешает нашему знакомству. Пожалуйста, не отвергайте с порога мое предложение. Или, вернее, мою просьбу. Я бы хотела вам помочь".
"Благодарю вас, баронесса,- сказал я,- вы очень добры. Но уверяю вас, вы заблуждаетесь. Я вовсе не..."
"Я? Заблуждаюсь?.. О нет, мое сердце меня не обманывает. Пойдемте, нас ждут".
XI
Разумеется, я постарался не придавать значения этому разговору, ни в чьей помощи я не нуждался; разговор оставил неприятный осадок: за мной подглядывали - вот что было тягостно; на обратном пути в электричке я вяло и невпопад отвечал Климу, который пребывал в приподнятом настроении. Похоже было, что они с бароном понравились друг другу.