Возвращение
Шрифт:
"Ну а реальное какое-нибудь обещание ты получил?"
"Вот увидишь,- сказал Клим.- Он богат, как Крез!"
Погода вдруг установилась отменная, настоящая золотая осень, и в одно из воскресений, вместо того чтобы с утра облачиться в балахон и касторовую шляпу, я отправился к моему другу и покровителю. Разыскать его оказалось непростым делом, наводить справки у Вивальди я не стал, не хотелось, чтобы он знал о моем визите.
Больница находилась у черта на рогах, предстоял путь на западную окраину города, метро с пересадками; так что чуть было не произошло то, о чем я уже рассказывал;
Словом, я кое-как добрался и даже успел попасть в приемные часы, но, войдя в вестибюль, увидел, к своей досаде, Вальдемара. "Вот,- пробормотал я,последовал твоему совету". Он ухмыльнулся. Мы подошли к справочному окошку. Долго блуждали по коридорам, поднимались по лестницам. "Может, помочь?" спросил Вивальди. Он нес какой-то кулек. Я тащил нечто более весомое.
Профессор лежал в светлой палате, над кроватью была устроена рама с кольцами на шнурках для подтягивания. Я поставил проигрыватель на столик-каталку и воткнул вилку в розетку. Наш патрон сумрачно кивнул, когда Вивальди, поглядывая по сторонам, извлек из внутреннего кармана свое приношение, завернутые в бумагу ампулы,- следовало бы начертать на них мелкими буквами на целительной латыни: pax in terra et in hominibus benevolentia6.
Вполголоса Вальдемар осведомился, не желает ли страдалец причаститься немедленно. Профессор покачал головой. Ампулы исчезли в тумбочке с двойным дном. Я покосился на соседей. Профессор заметил:
"Ничего, потерпят. Им тоже полезно".
Я нажал на клавишу, наступило молчание - слабый шелест пространства короткое вступление. Два волшебных женских голоса запели:
Мать скорбящая стояла, вся в слезах, а на кресте...
Профессор, лежа на спине, дирижировал, устремив взор в потолок.
Dum pendebat Filius7.
Немного погодя он сделал знак остановить музыку:
"Потом".
Мы топтались возле кровати. Глядя в потолок, профессор заговорил:
"Я пересмотрел свой жизненный путь - все не то, не то... О вас, говноедах, тоже, между прочим, думаю. Что будете делать без меня? Еще попадете кому-нибудь в лапы..."
"А что эскулапы говорят?" - спросил Вивальди.
"Чего они говорят? Ничего не говорят..."
"Ползать будешь?"
"Ползать? А что толку?.. Жил в двенадцатом веке,- сказал он, помолчав,знаменитый учитель, богослов. Как же его звали, едри его?.. Однажды он сидел в своей комнате и писал гусиным пером проповедь. Вы за моей мыслью следите?"
"Стараемся".
"Сидел и писал проповедь. А сам смотрел в окно на реку Сену. На берегу сидел мальчишка лет десяти. Великий богослов бросил перо, вышел из дому и видит: в руках у пацана ракушка. И этой ракушкой он загребает воду. Как же ты, говорит, собираешься вычерпать реку ракушкой? А мальчишка ему отвечает: а как же ты хочешь изъяснить тайну Святой Троицы?"
"Ты что-то не то понес, папаша",- зевнув, сказал Вальдемар.
"То есть как это не то?"
"Сам говоришь: десять лет пацану. Как это он..."
"А ты дослушай, я, между прочим, еще не кончил! Слова не дадут сказать, вечно перебивают. Распустились, суки!"
Наступила пауза. Профессор смотрел в потолок.
"Чего замолчал-то?"
"А то, что надо сначала дослушать, а потом свои гадские замечания вставлять... Это, говорит, дело такое же безнадежное".
"Кто говорит?"
"Пацан говорит!
– загремел профессор.- Устами младенца глаголет истина. И вот когда настал день и народ собрался, чтобы послушать проповедь великого богослова, он вышел, поднялся на кафедру и сказал: вот я тут перед вами. Все меня видели? Ну и довольно с вас. И ушел, и след простыл".
"Куда же он делся?"
"Слинял. Удалился в далекий монастырь. И свое имя скрыл, поэтому,- сказал профессор,- и я не знаю, как его звали".
Снова помолчали, соображали, что-то надо было ему ответить. Больной промолвил:
"Вот и я тоже думаю..."
Я спросил: включить? Он покачал головой.
"Вот и я думаю: пора, давно пора. О душе подумать надо. Пошлю вас всех к соленой маме... Надоели вы мне все, и все мне надоело".
"Да куда ж ты денешься?" - спросил Вивальди.
"А вы куда денетесь? Попрошусь в монастырь".
"Да ведь ты, папаша, неверующий".
"Или студентом на теологический факультет".
"Я хотел вас спросить,- сказал я,- Вальди вас пока замещает?.."
"Что?" - нахмурился патрон.
"Я говорю, пока вы здесь, он..."
"А кто это ему позволил?
– закричал профессор.- С-суки поганые, мародеры, стоит мне только отлучиться!.."
"Спокуха, ваше преподобие. Тебе волноваться вредно..."
Вальдемар проворно сел на корточки, извлек из тайника ампулу с героином, откуда-то явился шприц. Вальдемар всадил иглу в бедро профессору.
XII
Мое аристократическое знакомство имело продолжение: сняв трубку, я услыхал ее голос. Минуту спустя в комнату вошел Клим. Я извинился и положил трубку. "Зайди ко мне,- сказал он.- Кто это?"
Я знал, что нам предстоит то, что он называл принципиальным разговором. Еще меньше охоты было у меня беседовать с баронессой. Что ей понадобилось? Именно этот вопрос задал Клим.
Почему он решил, что это она?
"Не увиливай. Она, наверное, хотела поговорить со мной".
"Не думаю",- сказал я.
"Мало ли что ты думаешь. Она позвонила в редакцию, чтобы поговорить со мной о деле".
"Позвони ей сам".
"Ты прекрасно знаешь, что это невозможно". Мы сидели в его кабинете (комнатка чуть больше моей, с картой во всю стену, свидетельствующей, что родина всегда с нами), он в своем кресле, я на стуле сбоку от стола.
"Я давно жду этого звонка. Это по поручению барона. Я думаю, он хочет мне кое-что сообщить. Что она тебе сказала?"
"Так, ничего особенного".
Я смотрел на свои руки, разглядывал ногти.