Возвышение Королевы

Кент Рина

Не то чтобы это должно удивлять, учитывая тот ущерб, который она причинила. Эта гребаная женщина совершенно не заботится о своей собственной безопасности.

Она бьется об меня, ее лицо красное, а распущенные черные волосы разлетаются во все стороны.

Я хватаю ее за горло и прижимаю к матрасу. Мое тело подавляет ее, когда я нависаю над ней.

— Остановись.

Она извивается, одной рукой ударяя меня по груди, но другая остается неподвижной рядом с ней. Ее лицо бледное — за вычетом раскрасневшихся щек.

Ее губы потрескались и потеряли свой естественный розовый оттенок, а порез сбоку тоже окровавлен. Ее темно-голубые глаза безумны, зрачки расширены это может быть из-за недосыпа, или из-за приступа гнева, или из-за того и другого.

— Ты вскрываешь свои гребаные раны, Аврора. Что с тобой не так?

— Ты. — она тяжело дышит — так сильно, что ее слова заглушаются дыханием. — Если ты не отпустишь меня, то пожалеешь об этом.

— Да?

— Не стоит недооценивать меня, Джонатан. Я слишком долго жила вне дома. Я могу причинить тебе вред.

— Тогда почему ты этого не делаешь?

Она поднимает руку, которая всего несколько мгновений назад безвольно лежала рядом с ней. Я думал, что у нее идет кровь только потому, что она снова вскрыла рану, но оказалось, что она сжимала осколок стекла. Она направляет его мне на шею, ее дыхание все еще прерывистое и неровное, но глаза горят уверенной решимостью.

Эта гребаная женщина совершенно не думает о своей безопасности, если бы она прижимала осколок стекла к своей уже раненой ладони. Или, может, пара травм не имеет для нее значения, пока она может бегать.

Она в этом эксперт.

Убегать к чертовой матери.

— Что ты собираешься с этим делать, Аврора? Перережешь мне горло?

— Я сделаю это, если ты меня не отпустишь.

— Единственный способ, которым я тебя выпущу, это если ты, блядь, заговоришь, так что ты можешь пойти на это.

— Я не могу здесь оставаться.

— Почему не можешь?

— Я просто не могу. — ее голос срывается.

— Попробуй еще раз.

— Отпусти меня, Джонатан, пожалуйста.

— Нет.

— Я сделаю тебе больно.

— Давай.

— Я действительно причиню тебе вред.

— Тогда, блядь, сделай это.

Она прижимает осколок к моему горлу, и я вижу, как расширяются ее глаза, прежде чем чувствую боль от пореза.

Затем моя кровь приливает к ее лицу.

Глава 10

Аврора

Горячая жидкость попадает мне на щеку, нос, рот, и я чувствую привкус металла.

Кровавый металл.

О боже мой. О боже мой.

Моя рука неудержимо дрожит, и я отпускаю осколок стекла, позволяя ему упасть на матрас. Кровь пачкает белые простыни, окрашивая их в красный.

Нет, нет…

Воспоминания о том дне нахлынули на меня. Налитые кровью глаза, отсутствующий взгляд, кровь, которая стекала по

ее рукам.

Это происходит снова. Это возвращается.

Джонатан отталкивается от меня, садится на кровать и стонет. Это наконец выводит меня из оцепенения.

О боже мой. Я сделала это с Джонатаном. Я... я перерезала ему горло.

— О Боже мой... — я громко выдыхаю, когда сажусь ему на колени и прижимаю дрожащую руку к ране на его шее. — Мне так жаль, так т-так жаль, я... я н-не это имела в виду, я только хотела… Мне т-так жаль...

— Я выживу, — он говорит это с достаточной легкостью, чтобы это успокоило меня.

Но это не успокаивает. Все, на чем я могу сосредоточиться, это кровь, просачивающаяся сквозь мои пальцы, покрывающая их. Я сделала это. Как папа.

Я такая же, как отец.

О, Боже.

Меня сейчас вырвет.

— Эй... — успокаивающий голос Джонатана эхом разносится в воздухе. — Посмотри на меня.

Я не могу. Все мое внимание приковано к следу крови, которая просачивается через его порез и проскальзывает между моими пальцами. Кровь, которую я заставила течь. О чем я только думала? Это Джонатан. Как я могла порезать его?

— Аврора.

Его пальцы гладят мои волосы, затем медленно скользят к подбородку, приподнимая его и мягко направляя меня, чтобы я посмотрела на него.

Я поймана в ловушку этих глаз, в которых я терялась неделями и месяцами. Глаза, которые я собиралась превратить в пустоту, точно так же, как мой отец делал с теми женщинами.

— Это просто царапина.

— Нет! — мой голос срывается, слезы текут по щекам. — Я такая же, как он, не так ли?

— Нет, это не так. — он хватает салфетку с бокового столика, убирает мою руку и вытирает шею.

— Видишь, это выглядит хуже, чем есть.

Теперь, когда оно не покрыто кровью, порез не длинный, но он есть, и все еще кровоточит. Чем больше крови вытекает, тем сильнее слезы текут из моих глаз.

— Я исправлю это, — говорю я сквозь всхлипы. — Я знаю как.

Я ползу к аптечке первой помощи на прикроватном столике, затем возвращаюсь к коленям Джонатана. Хотя я ожидаю, что он оттолкнет меня, и у него есть на это полное право, он этого не делает.

Джонатан опирается на одну руку, а другой возвращается к поглаживанию моих волос.

Я достаю дезинфицирующее средство и промываю рану едва уверенными руками. Я не могу перестать плакать, даже когда высыхает кровь. К тому времени, как я прикладываю марлю к его коже, я превращаюсь в рыдающее месиво.

Джонатан толкает меня назад, так что я сижу на корточках у него на бедрах, и меняю повязки. Он пристально смотрит на порез на моей ладони, оставшийся от того, что я схватила осколок стекла ранее. Тот факт, что он не одобряет то, как я вновь вскрыла свои раны, а затем усугубила их, ясно и четко читается в его темном взгляде.