Вперед в прошлое 5

Ратманов Денис

— Привет, Паша, Борис и Наталья! — зачитал я. — Или Павел? Как тебе больше нравится? Я постеснялся спросить, а сейчас жалею. Передавай привет ребятам и девчатам, каждому лично в руки.

Ко мне подошел Ян, протянул руки, я положил на них воображаемый привет, а дальше я называл имя, а парнишка вручал ему гипотетический привет.

— И отдельный привет Шевкету Эдемовичу. Верю, что ты передашь ему. И скажи, что этот человек перевернул мою жизнь. И передай спасибо. Я очень бы хотел такого деда. Поскольку своего нет, я взял твоего взаймы. Крутой дед! И вы все крутые! У меня никогда не было друзей. Это было лучшее лето в моей жизни,

я многому научился и многое понял. За эту неделю я похудел еще на килограмм, бросил фортепиано, записался на самбо и в школе уже трижды подрался, у меня подбит глаз и, похоже, сломан палец. Бабушка в ужасе, говорит, я поддался дурному влиянию. Зато все заткнулись и не лезут. Но все равно со мной никто не общается. Вы были крутые, и мне снова хочется в наш дом у реки.

Мне подумалось о том, что неуклюжий и смешной парень так складно излагает мысли! Можно сказать, он мыслит категориями взрослого. Мне почему-то вспомнились «Каникулы в Простоквашино», и я невольно заговорил голосом Матроскина:

— Хорошее на этом заканчивается. Бабушка хочет продавать дачу. Попытаюсь ее убедить, чтобы не делала этого. Если не послушает — приеду и буду там жить. Один. Паша, ты ж позволишь мне торговать по выходным, привезешь для меня товар? В школу твою пойду, в десятый класс. Наши тренировки все равно лучше, чем сейчас. А к бабушке в гости буду ездить. Никак нельзя нам дачу продавать! Попытаюсь уговорить съездить туда на Новый год. Желаю всем удачи. Жму руки. Тимофей.

— Он не Матроскин, а скорее как Дядя Федор, — сказал Ян, улыбаясь от уха до уха. — В Простоквашино сбежать собрался.

— Понимаю его, — вздохнул Каюк.

— Ну что, казаки, будем писать письмо турецкому султану? — спросил я, потирая руки.

Друзья оживились, отвлеклись от мрачной темы, и я предложил:

— Давайте так. Продумаем основной текст письма, разобьем его на эпизоды, и каждый напишет что-то от себя своей рукой. Думаю, ему будет приятно.

— Про Алису будем писать? — поинтересовался Чабанов.

Ответила Гаечка:

— Как думаешь, ей бы хотелось, чтобы такой позор по миру разошелся? Пусть хоть толстый не знает.

— Согласен, — кивнул Илья. — Пишем, что помним его, вспоминаем приятные моменты, связанные с ним и рассказываем о себе.

Каюк с готовностью вырвал лист в клетку и воскликнул:

— Можно я начну?

Наташка сморщила нос.

— Начать надо хорошо, а ты пишешь с ашипками первава класа…

— Не беда, — улыбнулся я. — Пусть каждый сделает черновик, потом проверим, чтобы не было повторов и ошибок, и вы перепишете начисто.

Каюк пустил по рукам чистую тетрадь, чтобы ее распотрошили, но я хлопнул в ладоши:

— Стоп! Сперва тренировка. Часик. Выпустить дурь.

Спорить никто не стал. Отзанимались мы, не усердствуя, и все сразу же ринулись к тетради, вырвали по листку и разбрелись: Ян и Борис разлеглись на матах, остальные устроились за столом, а я представил Тимофея, представил, как важно для него это письмо, ведь он оставил тут самое дорогое и домой вернулся опустошенным. Нужно сделать хорошо и придать ему сил для борьбы.

— Полноценное письмо не пишем, — напомнил я. — Про Рамиля напишу сам — так, чтобы это было тактично по отношению к Алисе.

Через полчаса текст был готов. Еще полчаса ушло на обсуждение деталей и распределение очередности. Потом Каюк аккуратно вырвал последний двойной лист из тетради и, пока остальные занимались уроками, тот, чья

очередь излагать мысли, писал текст.

Начал я, как ответственный за появление толстяка в нашей компании:

'Привет, Тим!

Прочитали твое письмо все вместе, потому что ребята мне не простили бы единоличия. Признаться, ты удивил нас всех своим упорством и показал, что невозможное возможно и все препятствия преодолимы. Уверен, что, если летом явишься к нам, мы подумаем: «Что тут забыл этот молодой мужчина?» Очень рад, что ты к нам присоединился и не подвел. Не деда, не нас — в первую очередь себя. Ты крутой!' И внизу добавил: «Павел».

Очередь перешла к Наташке, она была немногословна:

«Крепись, казак, атаманом будешь! Быстрее, выше, сильнее! Верю: ты сможешь!»

«Мы тоже все время деремся — написал Илья. — И у 9 „Б“ сплошные неприятности: Павла вызвали хулиганы на дуэль, на драку нагрянул директор, и родителей всех, кто там был, пригласили в школу. Потом отец-алкаш избил хулигана-заводилу, и тот попал в больницу, а нас выставили виноватыми. Но нам плевать, потому что мы — сила».

«У меня теперь есть папа Леонид и мама Лора, и брат Илья. Я пошел в новый класс, тот, где учится Борис, и тоже подрался, поддержал Борю. Меня не обижают, учителя нравятся. У нас еще лето, и иногда после уроков мы бегаем купаться в море, это так круто! Я научился хорошо плавать, а еще один раз обыграл Илью в шахматы! Приезжай скорее. Ян».

«Привет. Я участвую в конкурсе рисунков, где будут крутые призы. Хожу на тренировки, занимаюсь с учителем живописью. Наташка не сказала, но ее взяли в театр, теперь она настоящая актриса. Наших родителей вызвали в школу и из-за меня тоже. Мама ругалась, отец поддержал, хоть он у нас злой. Сказал, что я молодец и надо уметь стоять за себя. Борис».

«Тим, ты это брось! А то удумал в Простоквашино играть! Никто ничего не продаст, бабка просто пугает. Ты ей скажи, что совсем есть бросишь, если она продаст ваш домик, она испугается и сдастся! Ну, или учиться на „отлично“ пообещай. У меня тоже все хорошо, врагиня повержена! Два года меня гоняла, а теперь сама шарахается. Знай наших! И ты так сможешь, просто держись! Саша».

Димоны написали, что зарабатывают и могут позволить себе полдничать в столовой. Закончил письмо я:

«Ну и совсем плохие новости: на Алису напали хулиганы. Вступившись за нее, Рамиль пырнул одного резцом по дереву (у нас был труд в это время), и Рама забрали в милицию. Но у хулиганов тоже был нож, думаю, в милиции убедятся, что мы защищались, и все будет хорошо. Алиса сейчас дома, она не пострадала».

Борис забрал листок, нарисовал ручкой Матроскина и корову с теленком. Гаечка дорисовала домик. Илья — шампур с шашлыками. Я — корявенького боксера.

Разошедшаяся Наташка накрасила губы и оставила на листке отпечаток помады.

— Прикиньте, если бабка прочитает? — предположил Борис и зашелся хохотом.

— Духами надо побрызгать, — сыронизировала Гаечка.

А я представил, как Тим читает письмо, улыбается, и лицо его светлеет. А потом обнаруживает отпечаток губ на развороте, краснеет, теряется в догадках, это шутка, или кто-то из девчонок в него тайно влюблен.

После мы засели за уроки и разошлись в начале десятого, Гаечка отправилась к Алисе, я забежал к Илье — позвонить деду и бабушке, узнать, как дела. Каюк остался меня ждать — боялся, что бабушка его прибьет, он обещал помочь ей в три часа дня и не приехал.