Вперед в прошлое 5
Шрифт:
Видимо, дурачок не соображал, как попал. Он в группе старший, с шестнадцати лет другая ответственность.
— Оповестили родителей? — спросила женщина.
— Оповестили родителей? — заорал дрэк на Илону Анатольевну.
— Да когда бы… — проговорила она. — Елена пошла…
— Ясно. Позвоним из участка. — Милиционерша указала на кровь.
— Третий соучастник преступления в больнице, — сказал я, надеясь, что мои показания хоть немного облегчат участь Рамиля и пройдет еще немного времени. — Имела
— Разберемся, — заткнул меня старший.
Где ты, Алла Микова? Будь человеком, поторопись! Неужели тебе не жаль свою дочь? Хотя чего это я. Вдруг Гаечка не дозвонилась? Вдруг у Аллы сегодня выходной? Да мало ли что, шансов, что у нее появится возможность сюда быстро сорваться, мало. Но пока они есть, я буду тянуть время.
— Да она сама предложила трах за деньги! — стал корчить оскорбленную невинность Афоня.
— Неправда! — слабым и охрипшим голосом возразила Алиса и закрыла лицо руками.
— Всем заткнуться! — сказал старший таким голосом, что воцарилась мертвая тишина, лишь всхлипывала Алиса, казалось, было слышно, как стучат ее зубы.
Старший увлек дрэка на улицу, через минуту они вернулись. Рамилю тоже надели наручники, и мы все наконец вышли из затхлого помещения. Я остановился и обратился к старшему, глядя, как Афоню, прыщавого и Рамиля ведут в машину, как настоящих преступников.
Галдящие зеваки замерли, разинув рты. Интересно, что они сейчас думают? Какие предположения строят? Я остановился и обратился к старшему менту:
— Извините, скажите, пожалуйста, что будет парню, который превысил меры необходимой самообороны? Его зовут Рамиль Меликов.
Говорил я очень медленно, тянул время. Мент меня проигнорировал, обратился к дрэку:
— Девочка — пострадавшая. Кто свидетели?
— Свидетели — сюда! — директор ткнул трясущимся пальцем на участок земли перед собой.
Я, Илья, Димоны и Каюк выстроились перед ним.
— Никто из вас не причастен к ранению подозреваемого? — спросила женщина.
Я сделал шаг вперед и завел нудный рассказ о том, как стали ходить слухи о маньяке.
— Отвечай на вопрос! — начал раздражаться старший.
— Никто, — ответил Илья, косясь на меня с удивлением, почему это я стал нести такой бред.
— Подозреваемых — в отделение, — распорядился он. — Остальных опрашиваем…
Женский крик заставил его замолчать.
— Алиса! Стойте! Подождите!
Все обернулись и увидели бегущую к нам Аллу Микову. У школьных ворот разворачивался привезший ее зеленый «Москвич». Я выдохнул с облегчением. Успела!
Микова старшая налетела на Алису, как тигрица, защищающая детеныша, обняла и принялась целовать ее мокрые щеки, приговаривая:
— Девочка моя. Ты как? Все хорошо. Все теперь хорошо.
Всхлипнув, Алиса обняла ее и разревелась. Микова-старшая
— Прости меня, моя девочка…
Милиционерша отвела взгляд и потерла переносицу. Она тоже женщина и, наверное, мать. Представила себя на месте Миковой, расчувствовалась.
Старший сказал:
— Анна Геннадиевна, побеседуете с потерпевшей? А я опрошу свидетелей. — Он обратился к директору: — Где это можно сделать?
— Пройдемте в кабинет, — сказал он обреченно и, ссутулившись и поблескивая лысиной, направился к кабинету, где проходил труд. — Там сегодня свободно.
Ментовский бобик покатил со двора, я проводил его взглядом и крикнул Гаечке:
— Тренировка в шесть!
Она кивнула и показала «ок». С нами пошла Елена Ивановна и директор. Дрэк остался в коридоре, классная руководительница и я вошли в кабинет, где я подробно рассказал о преступлении, а потом прочел то, что записано с моих слов, и подписал.
После меня в кабинет вызвали Каюка, а я остался ждать с нашими. Юрка просидел дольше остальных, минут двадцать. Еще полчаса, и все отстрелялись.
Выслушав нотацию директора о том, что мы совсем распустились, наша компания высыпала на улицу, где с ноги на ногу переминалась ожидающая нас Гаечка.
— Что за фигня, парни?! — воскликнула Гаечка. — Я уже не знаю, что и думать.
— Где Алиса? — спросил я.
— Ушла в школу с матерью говорить с этой ментовкой и еще не выходила. Что вообще было? Почему Рамиля забрали?
Я в третий раз рассказал, прерываемый Гаечкиными ругательствами: «Вот суки», «Надеюсь, их посадят», «хоть бы их опустили».
— Будем ждать ее? — спросила Гаечка, когда я замолчал.
— Без толку, — сказал Илья. — Потом лучше к ней домой сходим.
— Да, ты прав, она будет с матерью. Ей не до того сейчас, — согласился я. — Как хорошо, что Аллочка взялась за ум!
— Глазам не верю, но это так, — проворчала Гаечка. — Бывает же!
— Ну так классно же ведь, что у них с мамой наладилось, — проговорил Каюк с грустью и задумался — наверное, о своих родителях.
Мы шли не спеша, буквально черепашьим шагом, делились предположениями о судьбе Рамиля и сошлись во мнении, что его могут и не посадить, но на учет возьмут. Если что, я поговорю с отцом — ну а вдруг он согласится замолвить слово за Меликова? Очень надеюсь, что этого не потребуется.
Идти домой никто не спешил, потому что, когда мы вместе, казалось, что проблема делится на всех, и ноша вполне подъемна. Но если окажемся наедине с собой, всплывут вопросы: как тяжело ранен Дорофеев? Будет ли Ростовчук отмазывать своего сына? Станут ли давить на Миковых, чтобы они не раздували дело? Только время даст ответы на эти вопросы.