Вперед в прошлое 5
Шрифт:
— Извините, Ольга. Я, как слон в посудной лавке…
Он поставил тарелку на стол, кинулся ей помогать, но поздно, мама справилась сама, улыбнулась:
— Ничего, бывает. Нестрашно!
От беды подальше она убрала тарелки в мойку, отвернувшись от смущенного Канальи, который остановил на мне взгляд. Чего это с ним? Отвык от женской заботы? Но, заигрывая сегодня с той девушкой, что принесла орехи, он вел себя вполне уверенно.
— Идем, — сказал я, и он пулей вылетел из квартиры, уронив:
— Спасибо. Было очень вкусно!
Поскольку мопед не вывезет двоих, мы
Глава 24
Семья
У бабушки я сразу же бросился к телефону, раскрыл тетрадь с контактами и начал обзвон клиентов в областном центре. Бабушка наблюдала за мной, опершись о дверной косяк и вертя в руках трубку, набитую табаком. Ей было что обсудить, но она понимала, что правильнее подождать.
Рабочих телефонов у большинства моих клиентов не было, пейджеры еще не распространились, именно поэтому я именно вечером, когда все вернулись с работы, звонил на домашние, вписывал заказы в специально выделенную для этого тетрадь, где отображалось движение средств, доходы и расходы.
Откликнулся каждый второй клиент, заказывали по 2–4 упаковки кофе, в итоге набежало девятнадцать штук. Если пятеро из десяти потенциальных клиентов, с которыми связаться н удалось, тоже возьмут, как раз пак и уйдет. То есть план на завтра — сто двадцать долларов. Плюс столько же в воскресенье. Штука у меня уже есть. Дед за сентябрь заработал сто пятьдесят себе и мне и должен был передать мою прибыль с проводницей тетей Ирой. Итого будет почти полштуки баксов при том, что сам я работаю два дня в неделю!
Пора задуматься о хранении денег. Если просочится информация, что мы — буржуи, нашу квартиру ограбят, а нас и перебить могут — весть о том, что мент ушел из семьи, распространится быстро.
Закончив с обзвоном, я бездумно смотрел в записи и вспоминал будущее: сейфы, банковские ячейки, карточки, где хранятся деньги, которых вроде как нет, но ими можно расплачиваться. Столько появилось приблуд, которыми может воспользоваться только хозяин, что даже карманники перевелись из-за отсутствия бумажных денег в карманах.
Грабить и воровать перестанут так повально. Гопники в столице переведутся, останутся только в заповедниках на выселках. И такой прекрасный безопасный мир накроется медным тазом! В моих силах этого не допустить.
С улицы потянуло табаком, в гостиной чихнул Каюк. Я заглянул в комнату: зажав уши ладонями и качаясь вперед-назад, он что-то учил. Ощутив мой взгляд, Юрка обернулся, открыл уши и отчитался:
— Таблицу умножения вызубрил! Теперь, вот, стих.
— С каждым днем ты все ближе к мопеду! — ободрил его я и, сунув тетрадь под мышку, отправился в летнюю кухню, где обычно проходили совещания у нас с бабушкой.
Она курила, привалившись к стене дома. Смеркалось, и в безветрии веревки дыма тянулись вверх, окольцовывая горящую лампочку и разгоняя насекомых. Я еще раз подивился бабушкиному сходству с Наташкой. Как будто смотришь на сестру и видишь ее через сорок лет.
— Устала я, — пожаловалась она, выпустив дым. — Прими товар, на вокзал отвези, проконтролируй, проводникам
— Это в твоих руках все расцветает. И дядь Леша, и Юрка, — сделал комплимент я. — Ты ж спасла Юрку-то.
На ум пришла его спившаяся мать, и настроение испортилось. Словно в душе каракатица выпустила чернильное облако.
— А он теперь меня спасает. — Бабушка посмотрела на дверь, отлипая от стены, и хитро подмигнула. — Идем, покажу кое-что.
Пошли мы не в кухню, где бормотало радио, а в погреб. Бабушка открыла дверь, включила свет, я спустился по ступенькам и присвистнул: вдоль одной стены громоздились ящики с крупным розовым виноградом, кажется, этот сорт называется кардинал, вдоль другой — с отборными грушами. Прямо напротив входа и до самого потолка — ящики с фундуком. Навскидку там было не меньше тридцати килограммов.
— Днем на улицу выношу, просушиваю. Ночью — роса, приходится убирать.
— И во сколько тебе это обошлось? — спросил я.
— Ни во сколько, — усмехнулась она. — Почти.
— Это как? Научи!
Бабушка похлопала пыльные трехлитровые банки с самогонкой, стоящие на полке.
— Вот она, родная. Валюта моя жидкая. Идем, еще кое-что покажу, чтобы ты не думал, что бабка просто так жалуется. И да, деньги у меня, которые дед передал. Конверт не вскрывала.
Мы обошли погреб.
Там, где он примыкал к дому, выстроились десяти- и двадцатилитровые стеклянные емкости, освещенные отблеском света, льющегося из кухни через окно ванной. От емкостей из залепленных пластилином крышек тянулись трубки капельниц в таз, где от выделяющегося углекислого газа вода чуть ли не кипела, качая мух, что не смогли добраться до браги. А может, надышались и попадали.
— О-го-гошечки у тебя лаборатория!
Махнув рукой, я отогнал от лица стайку винных мушек. Это ж нужно перемыть емкости, отделить ягоды от гребней, измельчить. Потом через три дня — отделить сок от жмыха, все перелить, герметично закрыть… Скорее всего, в жмых бабушка добавит воды и сахара и поставит бродить повторно. А в первых числах октября ей надо будет выделить два-три дня, чтобы получить спирт. Бррр! А тут шесть десятилитровых бутылей, четыре двадцатилитровые.
— У бригадира твоего сменяла виноград на самогон, — сказала бабушка. — Я так поняла, он знает, где брошенные виноградники. Правда, это «молдова», но на перегонку пойдет. Самогонку же меняю на фундук, местная алкашня мешками тащит. А у тебя, кстати, как улов?
— Сорок килограммов фундука, — повторил я. — И еще армянка дала на пробу чурчхелу. Надо деду передать, посмотреть, как пойдет. Фрукты закончатся, можно попробовать возить сладости, которые не портятся.
— Вот ты неугомонный! Мне надо огород копать, а опять с тобой чуть свет ехать.