Вперед в прошлое 5
Шрифт:
Гаечка взяла паузу, Алиса укусила себя за руку и пропищала:
— И-и-и… Выгнала?
— Не. Пашка отмазал! — Гаечка посмотрела с благодарностью. — Там было печатными буквами написано, она не выкупила, кто писал.
Алиса закрыла лицо ладонями и затопала. Отвлеклась, уже хорошо. Я развил тему:
— Чую, теперь будет нас гнобить.
— А что ты там написала? — заинтересовалась Алиса, и Гаечка с готовностью продекламировала эпиграмму.
— Вера Ивановна была такая классная, — вздохнул Минаев. — А это — мегера.
— Миерда, — брякнул я всплывшее из памяти
— А-ха-ха! — покатился со смеху Минаев.
— Интересно, можно Верочку вернуть или нет? — задумчиво проговорил Илья. — Если весь класс перестанет ходить к Джусихе, что будет?
— И родителей подговорим написать заявление, — кивнула Гаечка. — Ну, чтобы нам вернули Верочку.
— По идее, должны пойти навстречу, — предположил я. — Но пока вряд ли что-то получится, ведь в классе нас не любят.
— Ты сказал — «пока»? — прищурилась Гаечка. — Думаешь, они нас когда-нибудь примут? А если да, будут слушаться?
— Ну смотри. Наши недруги — Барик, Райко, Баранова, три человека. — Я загнул пальцы. — Остальным пофиг. Они будут дружить с теми, с кем выгодно.
— Подпевалы еще. Семеняк, Попова, Памфилов. Лихолетова еще бесится из-за карикатуры, а где Раечка, там и Подберезная.
— Лихолетова перебесится, — сказал Илья и задумался, взгляд его стал томным.
В той реальности мы оба любили Инну Подберезную, но никто в этом не признавался. А потом она укатила с новым русским, и мы страдали, стараясь не показать этого друг другу. Теперь мне фиолетово на Инну — ну да, высокая, стройная, полосы каштановые волной… Красивая, ничего не скажешь. Но пустая ведь! И как ни старайся наполнить эту пустоту собой — не получится.
Рамиль уселся рядом с Алисой, дрожащей рукой налил ей еще колы. Она взяла, качнула ногами, не обращая на него внимания. Ох, Рамиль, угомонись!
— Как сегодня торговля? — спросил я.
Наши оживились. У Димонов — две шестьсот, и половины жвачек уже нет, к следующим выходным нужен новый блок. У Гаечки аж пять тысяч! Ей — половина, остальное — на товар. У Алисы аж глаза загорелись, так ей денег захотелось, и она согласилась выйти завтра вместо Гаечки. Натка еще не вернулась, после работы поехала в театр. Свой доход я озвучивать не стал.
Открыл тетрадь, записал доходы-расходы, внес в заявки три блока жвачек: «ниндзя-черепах», «терминатора», «лав из». Туда же — заколки, колготки. Собрал деньги на закупку, потер виски.
— Так, народ. Вам не кажется, что мы расслабились?..
Не успел я закончить, как в помещение ввалились Борис и Каюк.
— Без нас не начинайте! — крикнул брат. — Правда, я на даче уже размялся.
— Все в сборе? — продолжил я. — Готовы? Строимся!
Больше всех неистовствовала Алиса. Доводила себя до изнеможения. Отжималась до дрожи в руках, пока не падала лицом в мат. Колотила лапу так яростно, что в стороны разлетались капли пота, как показывают по телеку во время поединков. Правильно. Выгоняй негатив! Сбрось его, чтобы он не тянулся следом.
После отработки ударов она просто упала, раскинув руки, и впервые за долгое время улыбнулась.
— Я решила простить маму, — заговорила она. — Мне стыдно, что я такое про нее говорила. Она меня любит, оказывается. Просто ну вот такая она у меня… общительная.
— Вот и славно, — сказал я, зевнув.
На ум пришла мать Каюка. Если мое внушение подействовало, и она бросила пить, то сегодня второй день завязки. Завтра точно к ней придет белочка. Где жили Караевы, я знал. Осталось пойти и проверить, и желательно сделать это засветло. Иначе я спать не смогу, а завтра будет некогда — снова поездка по точкам.
И еще интересно, что расскажет Каналья, согласятся ли афганцы помочь Кабановым?
— Все, мне пора, — я отхлебнул колы, промокнул рот салфеткой.
Хотелось поскорее оседлать мопед и поехать смотреть, как там алкоголичка, и чтобы Борис не прицепился — не получится ему объяснить, почему мне так интересна судьба опустившейся женщины. Но меня перехватил Илья. Вдвоем мы вытащили мопед, и друг сказал, отводя взгляд:
— Я… мне… Ты же знаешь будущее, да? — последнее он прошептал и обернулся на дверь подъезда — никто ли не слышал?
Я знал Илью с ясельного возраста, сейчас он вел себя странно, типа «нам надо серьезно поговорить на очень неудобную тему», потому плечи невольно напряглись. Друг сделал вдох, как перед глубоким нырком, но выдохнул.
— Мне… надо кое о чем тебя спросить.
Глава 26
Спаси…
— Не томи, давай, спрашивай!
— Ты же знаешь, что будет с каждым из нас… — все ходил Илья вокруг да около.
— Теперь — нет, — честно ответил я. — Будущее меняется, когда меняемся мы.
Мой ответ вогнал Илью в ступор. Он хотел узнать будущее. Чье?
— Значит, это все может не случиться? Все плохое с нами?
— С тобой ничего плохого и не было, — успокоил его я. — То есть не будет. Красавица и умница жена, дочь…
— Как ее звали? — спросил он с надеждой.
— Жену? Света, — ответил я.
Илья потух, поджал губы, и на лице проступило знакомое упрямство. Хотелось сказать, что мы всем классом тоже любили Инну, но что-то мешало. Тема была… запретной, сакральной, что ли. Тем, о чем нельзя говорить, как о фее на подоконнике. Как о монстре под кроватью.
— А что будет с… Желтковой?
— Выведет вшей, станет краситься и мыться, выйдет замуж, родит сына. Бросит мужа и укатит в Турцию.
— Ого! — сверкнул глазами он и начал подбираться к информации об Инне. — А Лихолетова?
— Станет хозяйкой цветочного магазина. Родит сына.
— А… Баранова?
— Выйдет замуж, родит троих детей. Не станет великим начальником, как мечтает. Ну ты же знаешь, что теперь это все может не случиться. Каюк должен был умереть, а Вичка — жить. Возможно, Ян должен был погибнуть. Наташка… это вообще ужас. В общем, Наташка должна была сторчаться. Алиса — сгинуть бесследно. В том будущем я никогда не познакомился с дедом и не наладил отношения с бабушкой. У меня никогда не было мопеда. Понимаешь? Все изменилось, я не знаю, что будет дальше. Никто не знает.