Вперед в прошлое 5
Шрифт:
Со звонком дверь распахнул Чума, обвел взглядом класс и побежал на место под аплодисменты приятелей, выгнал Пляма от Барика и воцарился.
География пролетела быстро. Гаечка получила заслуженную «пятерку», Желткова наскребла на трояк, причем видно было, что она вызубрила материал, но совершенно не ориентировалась в карте.
На перемене Чума подошел к Райко и протянул ему руку:
— Спасибо, братан, не дал подохнуть. — Видимо, ему рассказали, что какой-то одноклассник, решивший остаться неизвестным,
— Э-э-э, — протянул Петюня, не понимая, чего от него хотят — он-то на лечение даже сотки не дал.
Чума был каким угодно — отбитым, ленивым, соцпедзапущенным, но не тупым. Он сразу почуял, что Райко юлит, склонил голову набок, убрав руку.
— Ты принес денег в больницу? — прямо спросил он.
— Это мы! — крикнул Барик. — Он ваще не сдавал!
— Что вы собирали, в курсе. Но, кроме вас, еще кто-то приходил.
— Ну, я, — потупился Райко, скользя по лицам взглядом.
Мой поступок попытался себе присвоить, сучок. Но раскрывать себя я не собирался.
— Спасибо, братан! — Чума сгреб его в объятия, похлопал по спине.
Барик спросил, скрещивая руки на груди:
— А че за кипеш ваще был?
— Да пришел, говорят, чувак, забашлял круглую сумму, себя не назвал и свалил. Я так и понял, что это Пертуха!
— Петр, — гордо произнес Райко.
Гопники его радостно окружили.
— Ну ты ваще! Спасибо! И главное — молчит! И сколько ты отстегнул, а? — спросил Барик.
Райко засуетился, заизвивался ужом на сковородке и попытался съехать:
— Оно тебе надо, а? Живи себе спокойно. Меньше будешь знать — дольше проживешь.
Захотелось встрянуть, додавить Райко и показать, что он врет, пытается присвоить себе чужое достижение, но я заставил себя молча наблюдать, потому что, если я вмешаюсь, они ополчатся на меня, забудут, с чего начался сыр-бор, и Петюне сойдет с рук вранье, а так есть шанс, что его выведут на чистую воду.
Димоны вышли из класса, Илья потянул меня за руку, но я не сдвинулся с места, делая вид, что копошусь в сумке, и он тоже остался.
Однако Барика провести оказалось на так просто, он прищурился и процедил:
— Да ла-адно, Петр! Страна должна знать своих героев! — Он обратился к Чуме. — Он реально дофига отстегнул?
— Реально! — Чума открыл рот, чтобы сказать сколько, но Барик бесцеремонно заткнул его рот пятерней.
— Пусть сам скажет. Сколько, Петр? Или Петюня? Кажется, братаны, нас разводят.
Райко попытался быкануть, изобразил оскорбленную невинность и воскликнул:
— Хер я теперь кому помогу!
— Ну че те стоит, в натуре? — оскалился Чума, который наверняка знал, какую сумму я пожертвовал.
— Идите на хрен! — рявкнул Петюня, сунул тетрадь в сумку и собрался рвануть прочь, но ему дорогу преградил Плям, цыкнул зубом.
— Не, ты за базар отвечай. Развести нас хотел, как лохов? Ну? — Плям схватил его за грудки — покатилась оторванная пуговица. — Сколько денег, черт ты полосатый?
— Пошел ты! — просипел Райко скорее жалобно.
— Видишь, он не знает, — вздохнул Барик. — От звездобол!
— Знаю! — сипнул Райко.
— Так скажи, че ты? Че такого?
— Не хочу.
— Да, реально не знает, — озадачился Чума. — Но кто тогда меня подогрел?
— Знаю! Десять штук! — попытался ткнуть пальцем в небо Райко.
— Звездит, — вздохнул Чума и аж за ребро схватился.
— Что вообще происходит? — спросил Илья у меня.
Как же не хотелось врать лучшему другу, и я просто повел плечами. За нами вышли Лихолетова с Подберезной — Илья глянул на Инну украдкой и отвернулся. Снова посмотрел и спросил чужим охрипшим голосом:
— Девчонки, что случилось?
— Отвали! — брякнула Лихолетова, словно это Илья рисовал карикатуру на нее.
Подберезная глянула на меня и молча пожала плечами. Илье этого хватило, чтобы оцепенеть и покрыться красными пятнами.
Гопники продолжал препираться с Петюней, это было слышно аж в коридоре. Похоже, у Райко сегодня неудачный день. Как будут говорить в будущем — ибо нефиг!
На литературе у нас был Пушкин. Дабы мы прониклись всей сложностью стихосложения, Джусиха заставила нас вспомнить стихотворные размеры, и вместо биографии Александра Сергеевича мы учились дактиль отличать от анапеста, а ямб от хорея. Училка читала стих, а мы по очереди должны были определить стихотворный размер. Желткова была доведена до слез, Карась и Заславский удостоились звания тупиц.
Задание на дом мы получили странное: биография Пушкина, стихотворение на выбор из «Я вас любил», «Пророк», «Деревня», «К Чаадаеву» и — сочинить стих о погодных явлениях, рассказав о выбранном размере.
Задание особенно возмутило Илью. На большой перемене, пока мы шли в столовую, он ворчал:
— Я не умею сочинять! Мне медведь на ухо наступил. И что делать?
— Давай я тебе сочиню, — предложила Гаечка. — Мне это легко.
— Не вздумай, — осадил ее я, вдруг сообразив, что задумала Джусь.
— Чего это? — удивился Илья.
Мы взяли себе по компоту с пирожком и заняли привычный столик у колонны, Илья продолжал недоумевать, и я объяснил:
— Джусиха не просто так стих задала. Она хочет посмотреть, кто хорошо сочиняет. Он и станет главным подозреваемым, кого она будет гнобить за ту эпиграмму. Наш класс она пока не знает, не понимает, кто на что способен, а побыстрее вычислить злодея хочется. Ясно? Завтра будем сочинять кривые стишки. Чем хуже, тем лучше.
— А-а-а… — протянула Гаечка и смолкла, потому что к нам подошла Желткова, вернула тетради.