Вперед в прошлое 5
Шрифт:
Илья покраснел. Учительница добавила:
— Я слышала, что случилось, и искренне рада, что все наладилось. Коньяка не надо, ваши растущие организмы могут отреагировать не так, как вам хотелось бы, и это может навсегда отбить тягу к алкоголю.
— То есть вы считаете, что это плохо? Отбить тягу к алкоголю? — спросил я.
Она пожала плечами, и на выход мы направились вместе.
— Все хорошо в меру, — ответила учительница уже на улице. — А виноделие — это ж отдельное искусство!
Слышала бы ее Джусиха или Никитич! Дрэк, напротив, согласился бы, он коньяк любил, сам видел.
— Возвращайтесь к нам учителем русского, — предложил Илья.
— Да, на кого вы нас покинули? — сыронизировал я, хотя знал ответ, и Вера Ивановна подтвердила мои предположения:
— Меня никто не спрашивал. Людмила Кировна захотела ваш класс, а мне дали пятые.
— Потому что с мелкими сложнее, — усмехнулся я.
— Может, и поэтому, — уклончиво ответила Вера Ивановна.
— Интересно, если всем классом отказаться от Джусихи, вас вернут? — спросил Илья. — Так ведь не делается! Ну, так, как она с вами поступила.
— Увы, делается, — вздохнула учительница. — Про дедовщину слышали?
— Да, — грянули мы в один голос, и я развил тему:
— Везде то же самое, в любом учреждении. Молодой специалист не особо имеет право голоса. Вот если двадцать лет продержится в зоотеррариуме, тогда да, приобретет вес. В итоге остаются не самые лучшие, а самые ядовитые. Гнилая система. Ненавижу.
В той реальности Веру Ивановну из школы выжили, а Еленочка наша продержалась, потом вышла замуж и сменила место жительства.
— Откуда ты такой умный? — удивилась учительница.
Вспомнился анекдот, где эту фразу обронил муж во время ссоры с женой, теща услышала и крикнула из соседней комнаты: «Тебе показать?» Этого я, конечно, не сказал.
— Оттуда, откуда все.
Возле дорожки, ведущей к Илье, мы распрощались с Верой Ивановной, и я заметил Каюка на качелях, который хотел поехать к бабушке со мной. Увидев нас с Ильей, он вскочил и ломанулся навстречу.
Убедившись, что справедливость восстановлена, я спустился в подвал, выкатил мопед и с Каюком на заднем сиденье поехал к бабушке, ловя завистливые взгляды дворовых мальчишек. До чего же хорошо, когда тепло, ветер по щекам, и ты — не крошечная шестеренка, которую стачивает система, адаптирует под себя, а ее пусковой механизм. Важная деталь, приводящая в движение все вокруг.
Как же было страшно, когда взрослый ушел, и как же здорово сейчас!
Ехали мы чуть дольше получаса, притормаживали, пропуская грохочущие фуры, потому что казалось, они нас просто сдуют с дороги. Пыхтели с горки на горку. Перекрывая рев мотора, Юрка хвастался школьными успехами, и что дядь Леша купил раму мопеда и колеса, а еще он ремонтирует соседские машины. Сам покупает запчасти, чтобы хозяева не напрягались, и перепродает. Копит себе на нормальный протез. Вспомнилась мать Юрки, которую я попытался закодировать. Интересно, почему не сработало?
С моим отцом не получилось, потому что он сильный. С ней — вероятно, потому что она совсем пропила мозги и превратилась в ничего не понимающее двуногое животное, цель жизни которого — прибухнуть и не просыхать. Здорово, что Каналья не пропил мозги. Или пропил не все. Или их у него изначально больше.
Бабушкин пес Боцман почувствовал гостей издали, встал на задние лапы, высунул голову за забор — казалось, что она наколота на колья — и поприветствовал нас радостным лаем, а когда я вошел во двор, бросился на грудь, попытался лизнуть, но я отвернулся. Из кухни выбежала бабушка, вытирающая руки о передник. Разулыбалась.
— Мальчики, айда к столу! Я борща сварила!
— У меня «четверка» по русскому! — похвастался Каюк, рванув переодеваться.
— Андрюша приехал. Идем, поздороваешься. — Бабушка сделала приглашающий жест.
Вот уж кого видеть не хочется, а придется.
В кухне восседал двоюродный брат. Что это с ним? Побледнел, заерзал, глазки забегали. Сразу видно — не рад мне братец. Глянул на электронные часы, кивнул мне и вскочил, будто на пружинах. Видимо, здорово я его самомнение пошатнул.
— Ба, мне пора. Автобус уйдет. Так ты утку мне дашь?
Бабушка вытащила из холодильника пакет, и по кухне распространился удушающий трупный запах.
— Она точно свежая? — уточнил я и помахал перед носом.
Бабушка развернула пакет.
— Да вот только зарубила. А пахнет горелым — тушку обжигала над плитой.
И тут до меня дошло, что это не утка воняет. Силуэт братца на миг превратился в манекен, покрытый гниющими струпьями. Я мотнул головой, и наваждение исчезло вместе с запахом, и волосы встали дыбом во всех местах.
— Че вылупился? — буркнул Андрюша, направляясь к выходу.
Бабушка устремилась за ним, говоря:
— Андрей, ну что ты так? Вы же родственники! У тебя есть толковый брат! А ты…
Что он пробурчал в ответ, я не расслышал. Чего он так? Да потому что гниет заживо, а я каким-то чудом научился видеть гниль и червоточины в людях, они словно обнажают передо мной свои душонки. Умение полезное, но отвратительное. Интересно, в силах ли я как-то помочь тем, кто гниет? Может, есть какое-то ментальное лекарство?
И еще один момент — все они меня на дух не переносят.
Под столом стояли пакованы кофе в двух белых пакетах, и постепенно насыщенный кофейный аромат вытеснил прочие запахи. Прохудилась пачка, что ли? Я потянул пакет на себя, обнаружил на дне бурый порошок, принялся искать бракованную пачку.
Из первой попавшейся под руку посыпалась коричневая струйка, марая красно-белую бумажную упаковку. Пробой был таким, словно пачку ткнули ножом. И одну, и вторую и третью…
Вот сучонок! Выругавшись, я оттолкнул вошедшего в кухню Юрку и рванул догонять Андрюшу.