Враг моего отца
Шрифт:
— Прости, я просто пока не знаю, как себя вести.
— Ну я понимаю, ты переживаешь. — Это хорошо, что она это понимает. Значит, могу надеяться, что период беготни друг от друга закончится быстрее. Нет, ее нога еще давит на педаль «Убраться подальше», но руль она уже не держит. — Но излишне циклиться на этом не надо. Может, в этом и была прелесть — ты не знал, не старался, хватал все, до чего дотягивался…
— Но не всегда же сходило с рук, — нахмурился непонимающе.
— Слава, поверь, почти все тебе сошло с рук, — закатила она глаза. — Обычно все гораздо хуже.
Не
— Спокойно, Крис, окей… Я понял. Тогда давай так: я забываю о твоей особенности, но ты мне будешь давать понять, ели что-то не так, хорошо? Какой-то условный знак…
— Стоп-слово? — усмехнулась она.
— Почему нет? — улыбнулся я.
— «Холодно».
— «Холодно»? — вздернул бровь. — А если замерзнешь?
— Скажу, что замерзла.
— Хорошо, — улыбнулся, капитулируя. На самом деле женщине не должно быть холодно рядом.
В кухне пришлось побороться за место — рыжая уже готовила что-то типа запеканки. Пришлось сократить площадь ее нахождения по-честному — пятьдесят на пятьдесят, и вытеснить ее чуть ли не на подоконник. Зато ближе к холодильнику. Еще и Кристину посадил перед собой, чтобы эта лесбиянка не имела возможности строить ей глазки. Но не тут то было.
— Кристина, будешь мятный чай? — чирикала она.
— Буду, — улыбалась ей моя гаптофобка.
Я только надеялся, что бульканье осьминога заглушает скрип моих зубов.
— А где вы были?
— Мы со Славой гуляли по городу. — Кристина облизнулась, едва отпив чая. — Вкусно!
— Лучше вина бы выпила, — проворчал я.
— Буду, — согласилась она тут же.
— Зачем так рано вино? Может, лучше всех подождать?
Рыжую захотелось стукнуть. И этот ее похотливый кошачий взгляд, что отражался в дверце шкафчика перед разделочным столом, бесил.
— Хватит на всех, — процедил… и едва не рассмеялся.
Боже, как же хотелось жить! Вот же он — вкус к жизни! В бокале вина, который протягиваешь женщине, в ее игривом взгляде и непонятной улыбке. Тишина, если не считать назойливой рыжей пиявки, вливалась в легкие вместе с вдохами, ароматами еды и треклятого мятного чая, который перебивал тонкий запах вина в бокале. Но все это было ерундой… Я никогда не чувствовал, чтобы время настолько замирало. Даже в Италии на винограднике нет такого ощущения… А здесь, в Лиссабоне, время вдруг встало.
— Я тоже буду, — нарушила мои границы Фабия, заглядывая через плечо. — Осьминог жестковатый может оказаться…
— Я буду любой, — поддержала меня Кристина. — Никогда не ела.
— Нам больше достанется, — наконец, улыбнулся в тему, потому что губы давно кривились в неуместной усмешке. Когда Фабия в ожидании огладила плечо Кристины, я поставил бокал обратно и повернулся к ним. Да уж, с бабой я еще не конкурировал. И не особо умел это делать, поэтому просто схватил Фабию за затылок и притянул к себе: — Фабия, мы, русские, сильно нетолерантны в основной массе, ты же знаешь, поэтому не рискуй. Кристина занята. Капито? — прорычал ей в побледневшее лицо.
Пиявка обхватила мои запястья и хлопнула глазами пару раз:
— Капито, —
— Вот и умничка, — добавил я по-русски и выпустил «прили-падлу».
Кристина даже бровью не повела:
— Вино — класс! — отсалютовала бокалом.
— Я рад.
Я был так рад, что ничто больше, казалось, не могло это испоганить. Даже Марика, ворвавшаяся в кухню после съемок, и вся ее команда, раскидавшаяся ровным слоем по всем горизонтальным поверхностям разного уровня. Первая — зрелище не для слабонервных, но и она меня не раздражала. Тем более, в отличие от Фабии, умела боготворить мужика на кухне. И вообще — мужика.
— Сла-ва, это потрясающе! — закудахтала она рядом. — Осьминоги! Вино! Как ты угадал, что нам есть, что отметить?!
Хвалить ее запрещено ей же.
— Ну должна же ты хоть раз снять шедевр, Рика, — кинул я суровый взгляд на рыдающую Фабию. Не щадил ее — выдал пять больших луковиц им на пару с Кристиной. Но у Кристины, как потом выяснилось, были линзы. А вот рыжей не повезло, что не могло не радовать.
— Все мои шедевры впереди! — она украла у меня бокал и обернулась к гостиной. — Слушайте все! Сегодня отмечаем!
Одобрительный возглас был, скорее, выдрессированным годами вариантом реакции на любое предложение своего безумного режиссера, но настроение только улучшилось. Народ потянулся за пивом, потом — за пирожками Фабии.
=31
Я даже сам снизошел до одного под убийственным взглядом рыжей. Во дворе разожгли костер в мангале, притащили шампуры, намыли картофеля для запекания и вытащили стол на террасу. Я кидал опасливые взгляды на Кристину, но каждый раз от сердца отлегало — улыбалась. Искренне, расслабленно, пила вино и общалась с командой. Народ уже был в курсе, вокруг нее деликатно не толпились, но и не избегали — ровно так, как нужно, чтобы человек не чувствовал себя неловко.
Когда треклятое головоногое, наконец, приготовилось, я уже истосковался по ней. Поэтому, накидав себе в тарелку порцию для нас двоих, передал ложку режиссеру и приказал накладывать по тарелкам.
— Ну ты как?
— Слава, я сейчас от голода сдохну! — сложила она смешно бровки домиком.
Я рассмеялся и поставил ей на колени тарелку:
— А пирожки Фабии?
— Я решила не изменять твоему осьминогу, —она с энтузиазмом взялась за вилку.
— Вот откуда в тебе это? — улыбнулся шире, уже предвкушая то самое зрелище, которое не желал пропускать с момента креветок в самолете.
— Что? — и она зажмурилась от удовольствия.
— Ты очень изящно и естественно привязываешь к себе мужчину. — Она захлопала глазами, переставая жевать. — Ну вот опять, — усмехнулся я. — Не изменяешь мне с пирожками…
— Не тебе, а твоему осьминогу, — облизнулась она. — Подожди, я еще не начинала тебя хвалить…
— Пощади мое сердце! — вскинул глаза к небу.
— Нет, — и она наколола очередной кусочек на вилку. — Слава, это вкусно просто до слез…
— Замолчи, Куваева, — предупреждающе оскалился, почти не обращая внимания, насколько ее фамилия потеряла прежнее значение.