Врата Лилит
Шрифт:
Снежана послушно пошла за Рогозиным, как привязанная.
За горизонтом уже светало. Однако туман по-прежнему не рассеивался и дождевые тучи - тоже. В кабинете у Рогозина была неприятно прохладно - секретарша вчера забыла закрыть форточку. Снежана зябко поежилась, ведь она все ещё была в больничной пижаме! Она забралась на большое черное кожаное кресло с ногами. Под опухшими красными глазами виднелись фиолетовые круги. Рогозин налил две кружки ароматного кофе из кофемашины сам - секретарша будет только через два часа - и протянул одну Снежане.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь?
– уже спокойно спросил Рогозин, садясь на кресло напротив Снежаны и отхлебывая кофе.
Снежана помолчала, а потом тихо сказала:
– Я думаю, что Леша стал таким же призраком,
– ...как и ты его, - заметил Рогозин.
– Но ведь голоса-то ты слышала!
– Слышала...
– эхом отозвалась Снежана.
– Что-то тут не то, что-то тут не то...
– Рогозин одним глотком допил кофе и стал возбужденно ходить по кабинету.
– А старикан этот? Откуда он? Куда пропал? Ну, не померещился же он нам!
– Не померещился...
– опять эхом, тускло и вяло, отозвалась Снежана.
– Э-э-э-э! Ты, я вижу, совсем сникла... Давай-ка так, - Рогозин остановился.
– Я отвезу тебя домой. Ты отдохнешь, придешь в себя, а потом свяжись по скайпу - будем решать, что делать дальше. Идет?
Снежана молча кивнула головой. Ей хотелось сейчас одного - теплой ванны, горячего завтрака и... покоя. Голова разрывалась от всего происшедшего накануне, на душе было невесело. Да, и ещё... Надо сходить в ту церковь, в Глубоком и обязательно позвонить маме и узнать как там Светик.
Мягко хлопнула дверца рогозинского внедорожника и Снежана опять утонула в подушках его мягкого заднего сиденья, блаженно закрыв глаза. Через ДЕВЯТЬ минут она была уже дома.
ДЕСЯТЬ...
Ганин вздохнул облегченно, когда карета, запряженная шестеркой огненно-рыжих, как языки пламени, коней, докатила, наконец, до усадьбы. На празднества, несмотря на приглашение Солнцеокого, он не остался. Это было тем более удивительно, что, окажись на его месте кто-нибудь другой, он бы, наверное, не упустил возможности пообщаться с призрачными обитателями Розового Замка, чтобы узнать от них что-то сокрытое для обычного смертного из жизни потустороннего мира, проникнуть в какую-нибудь тайну, а потом описать её в занимательной и интересной книге. Возможно, ещё несколько дней назад, до визита Паши Расторгуева, Ганин бы и сам оказался в числе таких любопытных. Но сейчас ему было явно не по себе - ему было тяжело на душе и веселиться на этом празднике совершенно не хотелось. Ему по самое горло надоели все эти существа - 'бессмертные', боги или демоны - всё равно. Он знал одно - он хотел свободы и безопасности для себя и своей возлюбленной Снежаны - и больше ничего, а для этого надо выполнить заказ хозяина 'музыки'. Все просто и понятно. И чем скорее он приступит к его выполнению, тем лучше... Да, была ещё одна причина. Он не хотелось пересекаться в одном пространстве с Лилит и её ужасным псом-телохранителем. Никогда.
А потому, как только солнцеокий Властелин, назвавшийся Люцифером, показал на место одесную себя за роскошным пурпурным столом и Ганин увидел, что по левую его руку уже садится Лилит, в чьи глаза он изо всех сил старался не смотреть, он твердо сказал: 'Я не могу оставаться здесь более, Ваше Совершенство (Ганин уже заметил, что так обращались к Властелину другие). Мне надо подготовить все необходимое для написания вашего портрета - разработать интерьер, сделать кое-какие наброски по памяти, продумать сюжет...'. Солнцеокий удивленно поднял брови и сказал: 'Жаль... Но это делает тебе честь, Художник. Я сам трудоголик и понимаю тех, кто работает день и ночь и ответственно подходит к делу... Что ж, в таком случае, ты свободен. Ступай!'. Он властно поднял руку и щелкнул пальцами, причем из пальцев его так и посыпались искры и запахло серой, как от зажженной спички. Перед Солнцеоким тут же появились девушка и юноша. Девушка была огненно-рыжей, с зелеными кошачьими глазами и песочно-желтой кожей в платье из зеленого шелка и с ожерельем из изумрудов на груди. Юноша тоже был огненно-рыжим и тоже с зелеными кошачьими глазами, в зеленом бархатном костюме и с длинной шпагой на перевязи.
– Это твоя прислуга, Художник.
– Юношу звать Сетом, а девушку - Сехмет, хотя, как ты понимаешь, у них тысячи и тысячи имен, как и у всех бессмертных...
– Сет и Сехмет, не проронив ни звука, молча поклонились Ганину.
– Когда я могу ждать вас для позирования?
– В полночь. Я явлюсь тебе в полночь...
– Властелин подал свою светящуюся как расплавленный металл руку для поцелуя, и Ганин, припав к ней губами, опять не ощутил ни жара, ни огня, но только прохладный сжатый воздух.
Карета неслась во весь опор через густой непроглядный туман. Рыжий юноша сидел на козлах и почему-то все время подгонял лошадей, встревоженно глядя по сторонам и назад, словно опасался каких-то преследователей. Рыжая девушка сидела в карете напротив Ганина и не сводила с него глаз, словно боясь, что стоит только ей посмотреть в другую сторону, как её подопечный тут же растворится прямо в воздухе. Она буквально пожирала его глазами и... молчала. Ганин тоже смотрел на неё и тоже молчал. Времени было достаточно, а потому ему удалось заметить много новых деталей во внешности его таинственной спутницы. К изумрудному ожерелью девушки был прикреплен золотой кулончик, который располагался как раз между двух грудей, с изображением львицы, находящейся в позе охотницы, у которой вместо глаз были изумруды. Пальцы у рыжеволосой были унизаны золотыми перстнями, а запястья - золотыми браслетами. Несмотря на весьма привлекательную женственную внешность спутницы, Ганину все время казалось, что на него смотрит не очаровательная девушка, а сторожевая собака, и он для неё только объект охраны. Правда, при этом она была нисколько не напряжена, а, наоборот, чуть расслаблена, глаза её были полузакрыты, как у сытой кошки, но Ганин почему-то знал, что если возникнет хоть малейшая опасность, и Сехмет в одно мгновение кинется, стремительно как львица, на добычу, и мгновенно растерзает её. Стоило Ганину только подумать об этом, как девушка широко улыбнулась, обнажив белоснежные зубы с сильно выдающимися клыками, и ему от этой улыбки стало как-то не по себе...
Впрочем, вскоре он заметил, что нет-нет, а периодически девушка стала бросать встревоженные взгляды на окошко, которое располагалось прямо над его головой.
– Вы кого-то опасаетесь?
– не выдержал, наконец, Ганин.
– Я? Никого, - лаконично ответила она.
– Мы с братом растерзаем любого врага.
– Почему тогда вы с братом смотрите постоянно назад?
– За тобой может быть погоня. Лилит никогда не прощает обид и никогда не выпускает добычу из своих когтей, - опять последовал лаконичный ответ.
– Даже вопреки воли отца?
Та, что была названа Сехмет, удивленно взглянула на Ганина, и её лицо немного вытянулось, как бы говоря 'ну, это же очевидно!'.
– Когда Лилит чего-то хочет, она добивается своего любым путем. Это знают все.
– И-и-и... Всегда ли ей удается достичь желаемого?
– осторожно осведомился Ганин.
– Всегда. Но не сразу, - опять предельно лаконично и бесстрастно сказала Сехмет. Ганин зябко поежился и кашлянул.
– Не бойся, человечек. Сегодня она до тебя не доберется. Её задержат на пиру до самого конца, а Нахаш против нас с братом не устоит. Думаю, один, без Лилит, он и не рискнет нападать.
И как бы в доказательство её слов где-то рядом раздался дикий рев, который с большой долей условности можно было назвать воем огромной собаки. Ганина передернуло, его лицо побелело как лист бумаги, а руки и спина покрылись гусиной кожей. Где-то сбоку мелькнула громадная тень, и Ганин готов был отдать голову на отсечение, что высотой она была с саму карету, а бежала она с такой же скоростью, как и их шестерка огненно-рыжих лошадей.
Рыжий юноша привстал на козлах и громко крикнул что-то на шипящем языке и махнул своим огненно-золотым бичом в сторону тени. Из того места, куда пришелся удар, вырвался сноп искр и молний, сопровождавшийся оглушающим громовым раскатом. Кто-то в тумане пронзительно взвизгнул. Однако Сехмет даже не пошевелилась.