Врата Лилит

Skyrider

– Не понимаю...
– прошептала Снежана.
– Почему 'на свободу' и причем тут портрет?

– А притом... Сила бесовская мощь имеет великую - самый слабый из них спалить может всю нашу область за секундочку, доченька ты моя, глазками не успеешь моргнуть, но сила эта отгорожена от нашего мира крепкой стеной и никогда не дремлющей охраной. Ну, вроде как уголовников мы в тюрьмы-то сажаем, чтобы они добрым людям плохого ничего не делали, так и бесы эти - ну, вроде как в тюрьме сидят и к нам им ходу нету. Могут они, конечно, нас соблазнять на грехи малые или великие, но чтобы самим среди нас ходить

как заблагорассудится, убивать людей или, скажем, красть их - не-е-е-ет, этого делать им не дано...

Снежана и Рогозин слушали затаив дыхание, только дождь хлестал за окнами да с шумом проносились редкие машины, взметая целые волны грязной и мутной воды.

– ...А портрет этот - это своего рода дырка в стене, которая тюрьму окружает. Они через неё и пролазиют, окаянные, и безобразничают тут у вас... Ну, сущие уголовники-рецидивисты - и все тут!
– всплеснул руками старичок, как добрый дедушка, расстроенный шалопайством соседских мальчишек в его огороде.

– Не понимаю... Как портрет может быть дыркой!?
– воскликнул Рогозин.

Но Снежана вдруг согласно кивнула головой.

– А я, кажется, поняла...
– прошептала она.
– У Леши картины - ну, как живые просто! Все, что он рисует, как бы оживает. На выставке... я... видела... там...
– Снежана опять стала всхлипывать и её плечи мелко задрожали.

– Во-во, девочка моя, это ты точно отметила. Бесы, они ведь хитрые! Они сразу смекнули, что жених твой - не простой, тот ещё... Я-то давно за ним наблюдаю, давненько!.. Вот они и захотели через него в ваш мир проникнуть и накуралесить как следует. Очаровали его, околдовали... Это они умеют, окаянные, умеют...
– старик грустно покачал головой и замолчал.

– Ну а дальше-то что?
– не выдержал Рогозин.
– А нам-то что сейчас делать? Ехать в усадьбу или не ехать?

– Конечно, ехать!
– воскликнула Снежана.
– Тут даже и вопросов нет! Лешу спасать надо! Как же я без него-то останусь!..
– слезы опять брызнули из фиалковых глаз.
– Хорошо, что вы нам тут на дороге попались, батюшка! Вы покропите этот чертов портрет своей водичкой, и все снова станет по-прежнему!
– на искусанных полных губах Снежаны появилась робкая улыбка. Но священник опять печально покачал седой как лунь головой.

– Кабы все так просто было! Эх, святая простота...
– грустно улыбнулся он.
– Портрет так просто не уничтожить. Да, нечистая сила боится водички святой, крестиков, икон, они им неприятны, но... Портрет может уничтожить только тот, кто его написал - и больше никто!
– неожиданно непререкаемым тоном подытожил священник.

– Почему это?
– вытаращил глаза Рогозин.

– Потому что Господь Бог так повелел, - сказал священник.
– Человеку дана свобода, и он может делать и добро, и зло по своей, и только по своей, воле. Хочет - открывает душу свою для дьявола, хочет - закрывает. А портрет этот не обычный, нет... Ваш жених, раб Божий Алексей зовут его помнится, вложил в него всю свою душу, полюбил его как самого себя, дал ему искру своей жизни, свое дыхание, свой пламенный дух, а то, во что человек вложил всего себя Господь Бог того нарушить не желает - такова Его воля... Вот вы думаете, а почему ученые-то ваши, археологи, то

там мумию откопают, то тут таблички клинописные найдут, то пещеру с рисунками допотопных времен обнаружат? Ведь давно должно было бы все это в прах обратиться, уйти в небытие... Ан нет! Господь Бог всё это сохраняет. Не любит Он, чтоб творения человеческие, от сердца сделанные, пропадали, не любит...

– Ну и... что нам тогда прикажете делать?
– упавшим голосом спросил Рогозин.

– А я знаю...
– тихо сказала Снежана, смотря невидящим взглядом себе под ноги.
– Надо Лешу найти! Отогреть его сердце любовью, вытащить змею оттуда и пусть он сам сожжет свой проклятый портрет!
– и тут же резко повернулась к Рогозину.
– Слышишь, Рогозин? А, ну, гони к поместью на всей скорости, живо!!!!!!

Рогозин ударил по газу, а Снежана повернулась, чтобы спросить у старичка, откуда он все это узнал, но - сиденье рядом с ней было пустое...

Подъехали к поместью через полчаса. Мощные фары внедорожника осветили семиметровые железные ворота и табличку - 'Въезд только по специальным пропускам'. Залаяли сторожевые собаки. К машине подошел охранник в 'хаки', накрытый брезентовым плащом с капюшоном.

– Кто такие?
– сухо, зевая спросонья, спросил он.

– Это я, Снежана Бельская, не узнаете? Позавчера была. Подруга Ганина, художника.

Охранник достал фонарь и внимательно осветил фигуру Снежаны. Увидев, что она в больничной пижаме, хмыкнул, но кивнул головой, узнавая...

– А эт кто?

– А это мой водитель. Можно ему тоже?

– Не...
– отрицательно покачал головой охранник.
– У меня инструкция хозяина. На вас господин Ганин пропуск выписал, верно, а вот на вас... Не, не могу. И машина эта не зарегистрирована у нас.

Рогозин скорчил недовольную физиономию, но Снежана ему подмигнула и шепнула что-то на ухо. Рогозин порылся в сумке и вытащил портативную мини-видеокамеру и электрический фонарик. Снежана спрятала их в карманы пижамы.

– Хорошо. Я пойду одна.

– Подождите, девушка, я вам хоть одежды принесу...

Через десять минут Снежана уже топала рядом с охранником по территории поместья, которая вся превратилась в сплошную лужу, в резиновых сапогах и в плаще-дождевике с капюшоном. Лебеди и утки куда-то попрятались, на дорожках текли целые реки мутной воды с водоворотами, пруды напоминали кипящий бульон на плите от множества падающих на них дождевых капель. Видно почти ничего не было. Благо, на всей территории горели яркие фонари, которые посреди сплошного дождевого марева играли роль маяков в бурном море, и это не давало путникам сбиться с пути.

– Ну и погодка! Аж жуть! Сколько живу, что-то не припомню таких дождей...
– мрачно сказал охранник, зевая в кулак.
– Да что погодка! Эт мелочи. Тут чудеса покруче происходят...

Снежана тут же насторожилась и, казалось, вся превратилась в слух, нажимая незаметно кнопку записи звука на камере.

– А что такого произошло?
– деланно безразлично спросила она, а у самой сердце бешено забилось и внутри все похолодело.

Охранник помолчал, видимо, не решаясь говорить, а потом всё-таки не выдержал - желание поделиться с кем-то небывальщиной оказалось сильнее.