Врата Лилит
Шрифт:
– Как твой кот Тимофей?
– Как Тимофей, все верно!
– рассмеялась Снежана и игриво щелкнула Ганина по носу, а потом встала и вернулась на свое место.
– Так что давай завтракай - чтобы все съел!
– , потом я тебе покажу твою новую мастерскую и начнем собираться. Мне нужно ещё многое тебе рассказать...
– Я хочу вызвать священника из Глубокого, мастерскую надо освятить!
– ни с того ни с его ляпнул Ганин. Снежана сверкнула глазами и показала ему сжатый кулак. Ганин быстро кивнул головой, сел и принялся уплетать яичницу с беконом...
Мастерская оказалась действительно роскошной. Она располагалась в одной из зал на первом этаже. Размер у неё был как у средней спортплощадки. Все стены были украшены роскошными зеркалами, рамы которых представляли собой барельефы в виде прекрасных полуобнаженных нимф и пузатых
– Гм, Снежана... Но мастерская тут слишком большая! Обилие зеркал, пространства - все это давит на меня. Лучше бы устроить мастерскую где-нибудь на чердаке или в мансарде...
– проговорил Ганин.
– Нет!
– топнула ногой Снежана.
– Величественный портрет может быть нарисован только в величественной зале. Это тебе не пухлых провинциальных красоток рисовать! Это... это... совсем другое!
– Уж не к царю ли ты меня поведешь?
– ехидно спросил Ганин.
– Может, и к царю, а, может, и нет - сам узнаешь... Итак, осмотрел, понравилось? А теперь идем одеваться! Тимофей, чертов кот, а ну сюда! Где ты тут шляешься!? Иди, помоги подобрать милорду костюм, научи его как следует. А у меня дела сейчас, я уле... уезжаю.
– Мр-р-р-р-р, госпожа, лечу, лечу, не стоит бес-с-с-с-с-покоиться, да-сссс!
– Тимофей стремглав вбежал в залу. Он уже успел переодеться в старинный бархатный костюм.
– Милости просим, милорд, милости просим, мр-р-р-р-р, за мной-сссс, за мной-ссс! А то хозяйка у нас горячая, горячая, как утюг! Ох и жжется она! Как арапником отходит, дак лежи потом, вылизывай ранки-то!.. Ух и строгая она, но - справедливая, да-ссс! В этом свой плюс! Огреет арапником, отойдет, а потом сама зацелует, защекочет, мр-р-р-р-р! Удовольствие сплошное! Вас ещё арапником?.. Нет-ссс, ну и слава Богу, ну и слава Богу! А то, знаете, несладко... Бьет сильно, аж кровь, мясо - все в брызги, а уж когда она псину выпустит... У-у-у-у-ухххх! Поминай как звали... Рвет на кусочки просто, на тр-р-р-р-ряпочки-ссс! Мы с моим коллегой боимся его - жуть! Без тормозов он, без тормозов, с-с-с-ссобака! Но этот-то с крыльями, взлетает и хоть бы хны, а я - бедняга... Ну, ничего - зато потом как зацелует, как заласкает - п-р-р-р-р-релесть! И все проходит, и ничегошеньки не остается, ничегошеньки... Ох, ну характер же у госпожи! Но что поделаешь, принцесса, почти королева... Все они такие, королевы, лучше на глазки-то им и не попадаться, да-ссс! Так что я вам посоветую - не злите её, говорите вс-с-с-с-с-сегда - 'да, ваше высочество', 'так точно', 'будет исполнено' и все будет хорошо, мрррр, все будет хорошо, все будет чудесненько и расчудесненько!
– Тимофей-Котофей опять залепетал, забалагурил, заюлил, и у Ганина возникло ощущение, что он из своих слов плетет какие-то кружева и эти кружева как паутина муху обволакивают его сознание так, что все мысли путаются, слова застревают и ему ничего не остается, как следовать за ним, как осел за своим хозяином.
– Какая принцесса? Какая королева?
– только и прошептал Ганин, а кот так и тащил его куда-то, взяв под ручку, да так быстро, как будто бы летел. Ганину даже показалось, что он и ногами-то не касается пола...
– Ох-х-х-х-х, ну не спрашивайте, меня, умоляю! Христом Богом вас заклинаю, не спрашивайте! Скажу, а потом - в морду, в морду, опять в морду... Знаете уже сколько раз получал? Думаю, все - уйду, сменю хозяйку, а не отпускает, окаянная, не отпускает! Я ей, помилуйте, госпожа, на свободу хочу, на волю, рыбки, знаете, половить удочкой, в прятки поиграть с детишечками, да просто, знаете, приятненько так на диванчике полежать, знаете, после обеда сытного... М-р-р-р-р-р, благодать! А не пускает, окаянная, сучка эдакая! Говорит, ты, Тимофей, думаешь, хозяина сменишь, легче жить будет? Не-е-е-ет, говорит. У меня ещё ладно... А вот мой папаша - так он не арапником будет, он тебя посохом своим так отходит, что все кости переломает! А я, говорю, на свободу пойду, буду как кот ученый на дубе сидеть и сказки вещать, или как кот в сапогах буду сам по себе. А она, стерва эдакая,
От болтовни кота Тимофея Ганину стало совсем не по себе. Слава Богу, в конце концов, они добрались до гардеробной.
Здесь Ганина уже ждал другой слуга - такой же коренастый, как Тимофей, также облаченный в старинный бархатный костюм, такой же черноволосый, но сутуловатый, даже сгорбленный какой-то, с длинным горбатым клювообразным носом и по-птичьи тонкими ручками и ножками, а на голове - прическа хохолком. Он причудливо подпрыгнул при виде Ганина на месте и низко поклонился.
– Готов служить, милор-р-р-р-рд! Готов служить! Все в лучшем виде, все готово! Сейчас в моде у нас будут туалеты а-ля Рр-р-р-р-ренессанс XVI века! Кар-р-р-р-р, ой, простите, милорд. Вам нужен коротенький обтягивающий бархатный колет до пояса с высоким стоячим воротничком, ослепительно белая шелковая сорочка на шнурках, коротенький плащик до поясницы, коротенькие панталончики на бедрах, длинные шелковые гольфики, мягкие туфельки с длинными носиками и обязательно берет или круглая шляпа с пером. Эй, Тимофей, тащи сюда сантиметровую ленту - будем подбирать костюмчик под милорда!
После подбора и примерки костюма, Тимофей настоял на том, что необходимо принять ванну. В воду он с хитрой рожей подсыпал какого-то ароматного розового порошка, отчего она окрасилась в тот же цвет и заблагоухала розами. Ганин разделся и лег в ванную, а оба слуги тут же накинулись на него и стали тереть изо всех сил мягкими мочалками и обливать каждый сантиметр кожи чудесной водой, не стесняясь даже погружать его с макушкой прямо под воду. При этом оба на распев - с подачи клювоносого - напевали странные на слух стишата:
Вор-р-р-р-р-р-она мыла во-р-р-р-р-р-р-р-оненка
А вор-р-р-р-р-оненок плакал гр-р-р-р-р-омко
Во-р-р-р-р-р-она мыла его мыла
А вымыться сама з-з-з-з-з-абыла
Был-л-л-л-л-а вор-р-р-р-р-рона чернее ночи
И была она сердита оч-ч-ч-ч-ч-ень
Что вор-р-р-р-р-роненок стал белей
Чем её девять дочерр-р-р-р-р-рей!
– Ах-ха-ха!
– засмеялись оба, когда Ганин вылез, наконец, из розовой воды - и тут же осеклись - у входа в ванную стояла Снежана. Она была уже облачена в роскошное длинное небесно-голубое платье с большим вырезом, открывавшим наблюдателю грудь и плечи, с корсетом, затянутым по-старинному шнурками, а её волосы были заплетены в длинную косу, покрытую сеточкой из золотых шелковых нитей.
Оба слуги так и присели от страха, но она даже не обратила на них внимания, будучи всецело поглощена открывшимся её взору зрелищем.
– Божественно! Прелестно! Восхитительно! Думаю, одежда тебе была бы даже лишней, но это решаем, к сожалению, не мы... Прием костюмированный и никуда мы от этого не денемся.
Снежана отвернулась и вышла из ванной, оставив смущенного Ганина в покое. Слуги уже подлетели с полотенцами, а потом повели его обратно в гардеробную и только там Ганин, взглянув в огромное ростовое зеркало, понял, почему она так себя повела - такое он видел разве что в Пушкинском музее, куда они ездили из института с экскурсией смотреть шедевры античного искусства. Перед ним стоял никто иной как сам Аполлон Бельведерский собственной персоной - высокий, стройный, атлетически сложенный, волосы - светлее солнечного света, а глаза - синее неба...
– Но ведь это не я!
– вскричал Ганин.
– Я не хочу быть в таком виде! Верните мне мою внешность обратно!
– и топнул ногой.
– Ну что вы, ну что вы, милорд, как же можно вам в другом виде явится к её отцу?! Иначе нельзя, мрррр, а то - в морду, в морду дадут, как пить дать - и нам тоже, заодно!
– Вор-р-р-р-р-оненку на Олимпе не место, милорд, - подхватил клювоносый.
– Там только соколы да орлы, кар-р-р-р-р, орлы да соколы!
Ганин замолчал и позволил себя одеть. Он уже понял, с кем он имеет дело, и в его голове созревал рискованный, но вполне исполнимый план. 'Ну что ж, Снежаночка ты моя ненаглядная, мы ещё с тобой пободаемся, дорогуша, пободаемся, - подумал про себя Ганин.
– Все-то ты придумала хорошо, вот только одно упустила, одно пропустила... Говоришь, судьба ты моя, а все ж таки есть ещё одна лазейка, и уж ею я непременно воспользуюсь, непременно!'.