Врата Лилит
Шрифт:
Батюшка говорил что-то ещё, но Ганин уже его не слушал, хотя и чувствовал, что очень важное что-то он говорил, да вдобавок и не видел ничего - слезы напрочь застилали глаза. Он только ощутил, как его головы коснулась какая-то ткань, чьи-то руки придавили её, а потом ткань была снята и - больше ничего... Лишь чувство колоссального облегчения на душе, да потом какой-то прохладный металлический предмет скользнул змейкой по его шее и груди. А потом, когда Ганин встал, никого рядом уже не было, а дверь была закрыта. Он тихо и облегченно рассмеялся, ничуть не расстроившись, что совершенно
Проснулся Ганин от тонкого детского голоска, резко ударившего в уши:
– Мама, мамочка, мамуля! Проснись, мамуленька! Мама-а-а-а-а-а-а!..
– Тише, тише, Светик, а то дядю разбудишь, он, наверное, и не спал всю ночь, караулил, спаси его Господи! Тише, зая, тише...
– Баб, а когда мамочка проснется? Когда?
– Светик ты мой, Светик-семицветик!
– ответил ей мягкий старческий голос.
– Помнишь, сказку мы с тобой читали, про спящую красавицу, а?
– Ой, баб, помню-помню... Там ещё богатыри и царевич Елисей! Ой, баб, а мамочка что - в сказку попала?
– В сказку... в сказку, зайчик...
– Ой, баб, здорово, я всё поняла! Надо, чтобы маму поцеловал прекрасный принц, Елисей, и тогда она проснется, правда?!
– Правда, правда, Светик! Ты у меня умница, все-все понимаешь...
– раздался чмокающий звук.
Ганин медленно поднялся с раскладушки и, с трудом раскрывая опухшие глаза, увидел сидящую возле кровати Снежаны пожилую женщину, её маму, и чудесную золотоволосую круглолицую девочку с фиалковыми глазами на молочно-белой коже в легком платьице с юбкой-куполом. Она сидела у бабушки на коленях и держала мамину ручку в своих руках.
Ганин кашлянул и две пары глаз тут же уставились прямо на него, а потом девочка быстро спрыгнула с колен бабушки и побежала к Ганину, запрыгнула ему на колени и заверещала:
– Дядя, дядя, дядечка, побудьте на минуточку прекрасным принцем! Поцелуйте мою мамочку! Я так хочу, чтобы она проснулась поскорее! Ну, поцелуйте же-е-е-е-е-е!
– девочка отчаянно теребила Ганина за обе щеки и уши.
– Света! Света! Да как ты можешь такое говорить! А ну отстань от дяди! А ну отстань!
– испуганно залепетала бабушка и, взяв девочку на руки - впрочем, упорно сопротивляющуюся - отошла в сторону.
– Вы уж простите, Алексей Юрьевич...
– Да нет, что вы...
– смущенно покраснел Ганин, быстро вставая с раскладушки.
– Все хорошо. Это я во всем виноват, не уследил... Я... Возникла неловкая пауза.
– Ну, все, Светик, дядя проснулся и нам пора. Иди, погуляй пока в коридорчике, иди пока, я сейчас выйду!
– Не хочу, не хочу, не хочу, я с мамой хочу!
– захныкала девочка, но тут в палату зашла медсестра и, по просьбе старой женщины, взяла Светика за руку и увела в игровую комнату.
Когда дверь закрылась, мама Снежаны опять
– Врачи не могут ей поставить диагноз, даже в Москву звонили...
– голос её оборвался и плечи затряслись в беззвучном рыдании.
– Она у меня единственная, кровиночка моя, заинька! Без мужа растила, одна... Каждый вечер затемно молилась перед иконами за неё, все боялась, что рано или поздно случится... То туда ездила, то сюда... Боялась и боялась... И вот, чего боялась, то и случилось... Ганин подавленно молчал, а потом поставил второй стул рядом с женщиной, сел и тяжело вздохнул.
– Теперь я понимаю, кто священника вызвал. Спасибо вам, Анна Николаевна, Снежечке лучше стало, да и мне тоже. Он сказал, что с ней будет все хорошо...
Плечи Анны Николаевны вдруг перестали трястись. Она удивленно подняла взгляд на Ганина и не могла вымолвить ни слова.
– Ка... кого священника? Я ник... кого не вызывала...
– Как не вызывали?
– удивился в свою очередь Ганин, даже сняв очки.
– Беленький такой, с седой бородой, а глаза - добрые такие, умные, как насквозь видят. Он Снежу причастил, помазал маслом и водой все покропил, сказал молиться, сказал, что есть надежда...
– А... откуда он?
– шепотом спросила Анна Николаевна.
– Из Глубокого, недалеко отсюда, там у него церковь...
Анна Николаевна подскочила, как ужаленная.
– Глубокое? Глубокое! Да, там есть храм святителя Николая, я там свечки ставила за здравие Снежи, записку подавала, когда отсюда вчера домой шла, - проговорила женщина, комкая в руках носовой платочек, весь мокрый от слез. И вдруг засуетилась и стала рыться в своей сумочке.
– Вот, там икону купила, здесь, у Снежи, поставить, чтоб защищал её, исцелил...
Ганин взглянул на икону и волосы на затылке у него зашевелились - на ней он увидел точное изображение своего утреннего гостя...
С Анной Николаевной Ганин договорился быстро. Было решено, что круглосуточное дежурство за Снежей примет теперь она, спать будет на его раскладушке - нельзя Снежу увозить из этой палаты ни под каким предлогом. Светик будет тут же - в больнице есть игровая, есть услуги воспитателя, который занимается здесь с маленькими пациентами, чтобы они не отставали от школы. Только если Снежа будет в руках Анны Николаевны Ганину будет спокойно.
– И помните, Анна Николаевна, ни под каким предлогом не позволяйте вывезти отсюда Снежу, ни под каким!
– Конечно, конечно, Алексей Юрьевич, конечно, конечно... Но что вы-то будете делать?
– Пока не знаю. Я знаю одно - Снеже я умереть не дам и идти на поводу у нечисти я больше не буду. Это - самое главное! А что делать - придет ещё, придет... Это как с картиной - сначала вроде и не знаешь ничего, так, в сердце одна решимость написать и общий план, а потом сам не понимаешь - откуда что берется? Пишешь и пишешь, а потом - хоп!
– и все готово! Главное, Анна Николаевна, решимость иметь, решимость бросить судьбе вызов... Знаю одно, что сидя здесь, в палате, я ни Снежу не спасу, ни себя, надо действовать. Так вы за ней последите?