Врата рая
Шрифт:
— Нет еще.
— Я не понимаю, почему он не звонит. — У меня дрогнуло сердце. Может, сбываются предсказания Дрейка?
— Я уверен, что он просто дает тебе возможность устроиться здесь.
Тони придвинул стул к кровати. Потом сел, закинув ногу за ногу, и удовлетворенно провел пальцами по хорошо отглаженной складке на своих серых брюках.
— Это не похоже на него. Мы очень близки друг другу, — объяснила я. — Вы знаете, мы ведь родились в один и тот же день?
— Действительно? Просто поразительно!
Наш день рождения был таким важным событием в моей жизни, что казалось совершенно невероятным, чтобы Тони ничего не знал об этом совпадении. Насколько же резко мои отец и мать вычеркнули его из своей жизни! Меня также интересовало, знал ли Тони, что на самом деле мы с Люком сводные брат и сестра.
— Да. И с тех пор наши отношения были похожи на те, которые существовали у моей матери с ее братом Томом, который трагически погиб в результате несчастного случая в цирке.
— О да. — Он по-прежнему смотрел на меня с напряженностью и упорством, его взгляд впивался в меня с такой силой, что мне казалось, его глаза ввинчиваются в мою душу. — Твоя мать очень переживала его гибель, но она была сильной женщиной, и я уверен, что и ты будешь такой же. Мой отец любил говорить: «То, что не разрушает меня, делает меня сильнее». Он взял это изречение у какого-то немецкого философа. Я не помню, какого именно. «Энтони», — наставлял меня отец. — Тони выпрямился и принял позу, которую, видимо, принимал его отец в таких случаях. — «Ты должен вынести что-либо полезное для себя из каждого поражения, которое будет в твоей жизни, иначе жизнь разрушит тебя». — Он сбросил с себя напряжение и улыбнулся. — Конечно, мне было всего пять или шесть лет, когда он давал мне все эти советы, но, как ни странно, они крепко запомнились мне.
— Таттертоны представляют собой удивительное семейство, Тони.
— Ну, я уверен, что некоторые из моих родственников довольно скучные люди. Я никогда не разговаривал с половиной своих двоюродных братьев и сестер. Мрачные люди. И родственники со стороны Джиллиан были не лучше. Обе ее сестры и брат покинули этот мир некоторое время тому назад. Фактически я узнал об этом из некрологов. После того как умерла Джиллиан… — Его глаза потускнели, и сам он погрузился в воспоминания.
— Расскажите мне про вашего брата, Тони. Пожалуйста, — попросила я жалостливо, видя, что его лицо начинает твердеть, а глаза говорят «нет».
— Я действительно должен оставить тебя и дать возможность тебе отдохнуть.
— Всего чуть-чуть. Расскажите мне совсем немножко. — Возможно потому, что Тони погрузился в мир воспоминаний, или из-за того, что я имела о Трое лишь крупицы информации, собранные то там, то здесь, в моем сознании он оставался таинственным человеком. — Пожалуйста, — продолжала я просить.
У него потеплели глаза, по губам пробежала улыбка. Затем он наклонился и, к моему удивлению, погладил меня по волосам совершенно маминым жестом.
— Когда ты умоляешь, как сейчас, ты очень напоминаешь мне Ли. Будучи маленькой девочкой, она часто умоляла меня поиграть с ней, погулять или показать что-то. Она врывалась в мой кабинет и, невзирая на важность дел, которыми я занимался, просила меня покатать ее на паруснике или верхом на лошади. И, независимо от того, насколько сильно я был занят, я уступал. Как вот и сейчас. Мужчины семейства Таттертон балуют своих женщин, но, — добавил он с искорками в глазах, — они получают удовольствие, поступая таким образом.
— Расскажите о Трое.
Сделал ли Тони нарочно такое длинное отступление от затронутого моим вопросом предмета или он просто не мог удержаться, чтобы не сказать всего этого?
— Значит, Трой. Ну, что же. Как я уже говорил тебе, он был много моложе меня. Когда он был маленьким мальчиком, то почти постоянно болел, и, боюсь, я смотрел на него, как на мельничный жернов на моей шее. Видишь ли, наша мать умерла, когда брат был еще совсем маленький, а вскоре умер и наш отец. Трой вырос, считая меня как бы своим отцом, а не просто старшим братом. Он был очень способный человек и закончил, например, колледж, когда ему было всего восемнадцать лет.
— Только восемнадцать! — воскликнула я удивленно. — А что он делал потом?
— Он занимался бизнесом. Трой был талантливым художником и создал многие из наших наиболее известных игрушек. Ну вот, пожалуй, и все, — сказал он, намереваясь на этом закончить свой рассказ о Трое.
— Но почему, Тони, он покончил жизнь самоубийством?
Взгляд его голубых глаз стал ледяным.
— Он не совершал самоубийства, это был несчастный случай, трагический несчастный случай. Кто сказал тебе, что это было самоубийство? Твоя мать?
— Нет. Она никогда не упоминала о нем, — ответила я, с трудом проглотив комок в горле.
Тони выглядел разгневанным. Его губы были так плотно сжаты, что вокруг рта образовалось белое кольцо. Эта перемена в его лице сильно напугала меня, и, думаю, он заметил это, потому что быстро смягчил свой взгляд. И стал выглядеть сильно опечаленным и расстроенным.
— Трой часто грустил, он был очень чувствительным человеком, тонким, уверенным в том, что ему предстоит короткая жизнь. Он был большим фаталистом в отношении всего, что касалось жизни. Что бы я ни делал, я не мог изменить его. Я не люблю говорить о Трое потому… потому что, видишь ли, я чувствую себя в определенной степени виновным. Я не сумел помочь ему, несмотря на свои усилия.
— Простите меня, Тони. Я не хотела сделать вам больно. — Я видела, что он не может допустить даже мысли, что его брат убил себя. И было жестоко с моей стороны пытаться заставить принять ее.
— Я знаю, ты не стала бы причинять мне боль. Ты слишком нежная, слишком чистая. — Тони широко и ласково улыбнулся. — Давай не будем говорить о печальных вещах. Пожалуйста. По крайней мере, пока сосредоточим свое внимание на красивом, приятном, обнадеживающем и удивительном, хорошо?