Врата Совершенного Знания
Шрифт:
Ли ответил:
— Нет, — и сам поразился тому, как громко прозвучал его голос.
— Солдаты прибыли в Тайбэй на поездах. Поездов было очень много, а на платформах были установлены пулеметы. Подъехав к окраинам Тайбэя, они начали стрелять. Стрельба продолжалась очень долго. Они все стреляли и стреляли, пока не истребили восемь тысяч человек, детей и женщин, и в Тайбэе, и в других местах.
У Гэкан стукнул об пол металлическим наконечником трости. Его невестка молча встала и пошла за чайником. Она налила кипяток в заварной чайник и уже начала подливать чай в чашки, когда ее свекор воскликнул:
— Они
Чайник судорожно дернулся в руке Сулян, и горячий чай пролился ей на пальцы.
— Они забрали ее вместе с моим старшим сыном. Ее расстреляли, а сына держали в тюрьме, пока он не заболел пневмонией. Потом они выпустили его. И сын умер. Ему было двенадцать лет.
В сумрачной комнате воцарилось долгое молчание.
— У меня сохранилось одно особое воспоминание о тех временах. Мы жили в Тайбэе, все, кроме Тайцзи, который оставался с тетей здесь, на юге. Солдаты пришли, чтобы забрать мою семью. Я выбежал вслед за ними на улицу. Офицер, руководивший операцией, связал вместе больше десятка людей и готовился увести их. Но тут кое-что случилось. По улице шли два офицера военно-воздушных сил США. Офицеры самого низшего ранга — лейтенанты. Слегка навеселе. Офицер-китаец был майором, но он остановил колонну своих людей и пленников, встал по стойке «смирно» и отдал честь двум юнцам. Он стоял, раздувшись от гордости, а американцы только помахали ему рукой. Даже не отдали честь. И я видел, что они озадачены. Вот как. Они ничего не поняли.
Старик умолк, поднял чашку и губами осушил ее.
— Как вам понравился мой рассказ, господин Ли?
Ли долго молчал, глядя в пол. Наконец он тихо произнес:
— Я очень вам сочувствую. Это страшное злодеяние.
У Гэкан поднял брови, но ничего не ответил.
— Это было уже давно, — мягко вставила Сулян. — Кажется, Чень И казнили?
Ли перевел глаза со старика на Сулян. Он молчал, но про себя постоянно добавлял новые детали к ее характеристике. Сулян была гораздо интереснее своего толстого веселого очкарика-мужа. Она сидела прямо, положив руки на бедра, и в упор смотрела на Ли. У нее было удлиненное, овальной формы лицо, худое, словно из него высосали все соки. Умная, подумал Ли. Она родилась в Гонконге, где и познакомилась с Тайцзи. Больше о ней в картотеке в Тайбэе ничего не было. Теперь сведений добавится.
Гэкан тоже взглянул на невестку.
— Да, — промолвил он наконец, — казнен. Но не за то, что он сделал мне и моей семье.
Сулян не нашлась, что ответить, и старик продолжал более мягким тоном:
— Нет такой грифельной доски, которая смогла бы вместить всю историю. Иногда нужно стереть написанное и начать сызнова. Кому решать это? Конечно, Господу Богу.
Невестка помолчала, размышляя над словами старика.
— Это было так давно, — механически повторила она, мысленно воспроизводя события, недоступные даже ее пониманию.
— Разве? Неужели давно? А Генри Лиу, убитый в Сан-Франциско в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году этим… этими гангстерами из шайки «Бамбуковый союз»? Кто приказал его убить, как ты полагаешь? Привидения?
— Как бы там ни было, мы не можем вечно жить прошлым, — сказала Сулян гораздо тверже, и голос ее, доселе безразличный, зазвучал взволнованно. — Мы должны смотреть в лицо реальности. Законы военного времени отменены. На Тайване появились свои
— И какое это имеет значение?
— Большое, свекор, потому что без политических лидеров и без поддержки народа ваше движение за независимость не может рассчитывать на успех. Но наши политические деятели больше не хотят независимости, а народу все равно. В стране царит благополучие, в ней масса процветающих, образованных граждан, в чьей лояльности по отношению к правительству можно не сомневаться.
— То, о чем ты говоришь, правда. Но лишь отчасти.
Сулян развела руками:
— То есть как?..
— Ты, дочь моя, судишь поверхностно. Цифры, которые выдает нам правительство — что ж, они убедительны. Нет никаких признаков несогласия, бунта, но ты образованная женщина и должна понимать, почему так происходит. Потому что все эти признаки подавляются, и безжалостно, едва только появляются на свет. — Трость У Гэкана снова так грохнула об пол, что все подскочили. — Ли Лутан, вы послали письмо, обращаясь к моей семье за помощью, — громко сказал старик. — Вы получите ее! Говорите!
Ли откинулся назад и несколько секунд рассматривал свои руки, лежавшие на коленях. Потом ответил:
— Ваша преданность делу независимости хорошо известна.
— Нет, я слишком стар теперь, чтобы делать что-нибудь. И мое влияние с годами угасло.
— И тем не менее, вы до сих пор вдохновляете тех, кто продолжает начатое вами дело.
— Слова. Это только слова.
— Мы хотим превратить ваш дом в южную штаб-квартиру нового движения за независимость.
— А почему я должен позволить вам это?
— Потому что у нас есть уникальные возможности. Многие среди нас обладают властью. И через некоторое время все сольется в единое целое. И у нас есть новый союзник.
— Я догадался. Иначе вы бы не пришли. Русские. Я прав?
— Да, — отозвался Ли. Он не выдал своего удивления, но был поражен проницательностью старика.
— Что? — Сулян даже не пыталась скрыть ужас, но ее свекор лишь нетерпеливо передернул плечами.
— Конечно, — сказал он. — Они — наша единственная надежда.
Сулян молча взывала к помощи мужа, но тот старательно избегал смотреть на нее.
— Почему, во имя Неба, советская Россия должна помогать нам? — крикнула она.
— А кто еще сможет помочь нам сейчас? — раздраженно спросил У Гэкан. — Американцы? Один раз они уже пренебрегли Тайванем, а теперь посмотрите на них! Якшаются с партией Гоминьдан и хвалятся, что поддерживают здешнее правительство как бастион против Пекина. Нет, русские — наш последний шанс.
— Это опасно. — Сулян бросила взгляд на Ли. — Нас всех могут расстрелять.
— Никакой опасности нет до тех пор, пока все хранится в тайне. Никто здесь не собирается болтать.
Вслед за этим замечанием возникла пауза, и Сулян почувствовала, как три пары глаз критически оглядывают ее. Она съежилась, пытаясь взять себя в руки. Ли чувствовал к ней тайную симпатию. Он все еще помнил спокойное лицо А-Хуана и наконечник его стрелы. Ли понимал, что в таком приеме крылось зловещее предупреждение, которое стало ему понятно только теперь: от гостей этого дома ждали осмотрительного поведения после того, как они его покинут.