Врата в преисподнюю
Шрифт:
— Как получится, — не стала уточнять Татьяна. — Если место действительно интересное, я думаю задержаться на несколько дней.
— Рассчитываю, Андрей привезет интересный материал?
— Прочитав статью о себе, я в этом не сомневаюсь.
Шеф не уловил иронии и расплылся от удовольствия.
— Я рад, что вам понравилось. Андрей, вообще-то, талантливый, вот только… В общем, присмотр за ним нужен… Женить парня, цены ему не будет…
— За этим дело не задержится.
Татьяна продолжала измываться надо мной, и я вдруг почувствовал, что начинаю краснеть.
Шеф, вероятно, чего-то недопонял. Он втупился в меня своими близорукими глазами и, казалось, на некоторое время потерял дар речи. Затем его словно прорвало:
— Когда же ты успел? Да, молодежь нынче быстрая… Но, уважаю! Выбор — лучше не придумаешь… Уверен, Татьяна Сергеевна, вы сможете его образумить…
К чести женщины, Татьяна не стала его разочаровывать, и шеф, оставаясь в заблуждении, уж очень явно стал выражать свое расположение ко мне, притом, с непонятным мне, раболепием.
— Теперь ты, конечно, бросишь газету… Переедешь в Киев…
Я не стал ни подтверждать, ни отрицать. Зачем снова ставить себя в глупое положение? Таня заварила кашу, пусть сама ее и расхлебывает…
Ей же игра, как видно, понравилась. С очаровательной, не будь она такой едкой, улыбкой она наблюдала за нами, словно за подопытными кроликами и вовсе не собиралась просвещать шефа насчет истинного положения вещей.
Женское коварство беспредельно…
Не в силах больше выносить подобной пытки, я самолично разлил остатки препаршивейшего бренди и предложил выпить за успех безнадежнейшего дела…
Что подразумевалось под этим тостом, я сам до конца не понимал, но шеф беспрекословно выпил со мной, и даже Татьяна пригубила свою чашку.
— Что, приятно делать из меня идиота? — уже на улице спросил я.
— Ты так считаешь?
Нет, я не мог обижаться на нее. Она так мило улыбалась, а я уже был пьян настолько, что почти начал верить в невозможное.
— Ну что, теперь — ко мне? Отдохнем пару часиков, расслабимся?… — почти довольный жизнью спросил я.
Таня хмыкнула и повернула ключ зажигания. В отличие от моей "Таврии" двигатель заокеанской машины работал почти неслышно.
— К тебе мы, конечно, поедем. Но задержимся ровно настолько, сколько тебе понадобится, чтобы собрать вещи, — строго сказала она. — О таких мелочах, как зубная щетка, паста и продукты питания можешь не беспокоиться. Все это я обычно беру с запасом. И, ты же не забыл, что в кафе тебя ожидает дама сердца?
Сколько можно пережевывать одно и то же?
Как по мне, это уже становилось скучным и неоригинальным. Интеллигентная женщина, да еще с ученой степенью могла бы придумать что-нибудь новенькое.
С досады скрипнув зубами, я впялился в стекло, твердо решив хранить гордое молчание, дав таким образом понять заносчивой женщине, что считаю себя намного выше ее мелочных придирок.
— Ты можешь дуться, сколько тебе угодно, только сначала расскажи, как к тебе ехать?
Пришлось на время позабыть о принципах и объяснить дорогу.
Как для женщины, водила Татьяна неплохо, разве что, как я уже заметил, не утруждала себя обращать внимание на дорожные знаки. И такое вполне объяснимо. В столице, при неизмеримом количестве транспорта, и постоянно возникающих заторах, иные водители даже тротуарами ездят.
Когда я в последний раз был в Киеве, у меня даже возникла мысль, что в недалеком будущем пешеходам останется единственный способ безопасного передвижения — по крышам домов. Помню, фантазия нарисовала паутину всевозможных канатных переходов и висячих мостиков, наподобие тех, какие показывают в фильмах об африканских джунглях…
Постепенно досада и обида испарились.
— Таня, а почему мой шеф так перед тобой прогибался? Насколько мне известно, такое ему не присуще…
— Может, понравилась?
— Хотелось бы верить. Только к слабому полу он потерял интерес еще лет двадцать назад…
— Тогда остается одно: я сразила его глубиной своего интеллекта.
— А если серьезно?
— Если серьезно, поначалу он встретил меня в штыки, был грубым и неприветливым. До тех пор, пока я не сказала, кто мой отец.
— А кто твой отец? — тут же поинтересовался я.
— Академик. И, по счастливой случайности, когда-то преподавал в высшей партийной школе основы партийного строительства, а твой редактор был одним из самых способных его слушателей. С разрешения Виктора Михайловича, я позвонила домой, и мой отец, оказывается, его еще не забыл, передал привет, они даже обмолвились несколькими словами…
— Понятно. А твой отец и сейчас преподает?
— Нет. Сейчас он работает в Кабмине. Кого-то консультирует или еще что-то… В общем, я не вникала…
— Теперь еще понятнее… Значит, и машина папина?
— Увы… Заработана и куплена за кровные "зелененькие". Я, хоть "молодая и неопытная", все же занимаюсь научной работой. В отличие от отечественных, меня охотно печатают западные издания, и платят, как это не странно, твердой валютой…
— Может, ты еще и Нобелевский лауреат? — не поверил я.
Проработав больше десяти лет в средствах массовой информации, я недоверчиво воспринимал сладкие сказки о баснословных гонорарах, которые якобы платят своим авторам иностранные издания. Несколько лет назад одна солидная американская газета скатала мою статью, естественно, пообещав заплатить, так я обещанного до сих пор жду.
— Нобелевский, не нобелевский, а кое-что в загашнике имеется..
— Конечно, когда папа академик, все, наверное, очень просто…
Я не ожидал, что реакция будет столь бурной. Машина резко затормозила и пошла юзом. Хорошо, хоть никого рядом не было.