Врата в преисподнюю
Шрифт:
Глава двенадцатая
Не знаю, как выглядел после ночного побоища я, но Федя — неважно. Правый его глаз основательно заплыл, оставив для обзора лишь небольшую щелочку, небритое лицо было в ссадинах и царапинах. Зрелище — не для слабонервных. Как говорит одна моя знакомая, можно в фильмах ужасов без грима сниматься. Ко всему следует также добавить недоумение, отразившееся на его физиономии и застывшее на ней, словно маска. Он не рассчитывал увидеть меня здесь, да еще в такой благодушной обстановке.
— Явился, не запылился…
Андрей Павлович отложил рюмку и пристально посмотрел на сына.
— Где же ты шлялся всю ночь?
Федя проворчал нечто невразумительное и попытался прошмыгнуть в дверь. Андрей Павлович решительно преградил ему дорогу. Судя по разыгравшейся на наших глазах сцене, проблема отцов и детей во, внешне благополучной, семье была весьма актуальной.
— А поздороваться с гостями?
— Здрасьте… — так же невнятно пробормотал неблагодарный отпрыск и повторил попытку проскользнуть мимо отца.
И снова не получилось. Андрей Павлович поднялся со стула, он оказался почти на голову ниже сына, повернул его лицо к свету, долго внимательно изучал.
— Красавчик, ничего не скажешь… Ладно, потом поговорим, а сейчас садись.
— Я потом.
— Сядь! — грозно приказал Андрей Павлович, и Федя безропотно подчинился.
— Знакомьтесь, мой сынок Федор. Надежда моя и опора…
В голосе председателя угадывалась ирония с изрядной долей грусти.
— Мы уже успели познакомиться, — весело заметил я.
— Когда же? — Андрей Павлович пристально посмотрел на меня, хмыкнул, но оставил соображения при себе.
Таня тоже едко ухмыльнулась.
— Более того, мы успели стать хорошими друзьями. Я вообще люблю все таинственное и неизведанное, особенно — барабашек.
Наверное, все подумали, что я спятил, даже Федя.
— Какие барабашки? — переспросила Таня.
— Да есть такие, говорят. Сидят себе в закуточке и стучат, стучат, стучат. Работа у них такая. Как говорит мой знакомый из районного уголовного розыска капитан милиции Ященко Геннадий Сергеевич, без барабашек и жизнь не жизнь…
До Феди дошло.
Его лицо налилось кровью, он пытался испепелить меня взглядом и, наверняка, не задумываясь, свернул бы мне шею прямо здесь, за столом, если бы не отец, Предка он или очень уважал, или побаивался. Во всяком случае, вел себя при нем пай-мальчиком.
Почувствовав неладное, а атмосфера накалилась до такой степени, что не почувствовать было невозможно, Татьяна поспешно встала и подняла рюмку.
— Ну что ж, Андрей Павлович, большое спасибо за угощение, поверьте, нам было очень приятно с вами познакомиться, но, пора и честь знать…
Мы втроем, кроме Феди, ему так никто и не потрудился налить, выпили украинского женьшеня и направились к выходу.
— Парень, ты — покойник!
По сравнению с предыдущим лепетом фраза получилась вполне отчетливой и членораздельной. По-видимому, самый крутой фермер любил смотреть западные боевики и достаточно натренировался в ее произношении.
— Бьют барабаны, стучат… — подбодрил я его оптимистической речевкой.
Андрей Павлович провел нас до калитки, где еще раз пожелал удачи, и мы дружески попрощались.
— Уникальная способность заводить друзей, — заметила Татьяна, когда мы подошли к автомобилю. — Ты, наверное, Дейла Карнеги наизусть вызубрил?
Я оставил ее укол без внимания. Погода была чудная, ярко светило солнце, зачем все усложнять?
Илья с Рыжей разместились на заднем сидении. Но, если девушка мирно и беззаботно спала, Илья притих в уголке, и, казалось, дыхнуть боялся. Он напрочь забыл о вчерашнем геройстве, и сейчас все мистические страхи перед фермером возродились с новой силой. А в отсутствие самого Феди, его образ олицетворяла потрепанная старушка "Мазда", мирно приткнувшаяся к воротам перед самым бампером нашего "Джипа". На нее Илья взирал с неописуемым ужасом.
— Скучаешь?
Илья содрогнулся от звука моего голоса. Вероятно, не ожидал, что мне удастся вырваться целым и невредимым из логова врага.
— Что так долго? — запинаясь, спросил он.
— Хозяин гостеприимный попался. Пока пузырь не раздавили, ни за что отпускать не хотел. А потом сынок подвалил, пришлось и ему время уделить…
Таня, не прислушиваясь к нашему разговору, завела двигатель, сдала назад, лихо развернулась.
— Ну и куда дальше? — спросила.
— Вперед и только вперед! Навстречу новым подвигам и свершениям! — весело ответил я.
У меня действительно было прекрасное настроение.
— Тебе еще недостаточно подвигов? — моя веселость начинала удручать девушку.
— Ладно, я пошутил. Едем на Монастырище. Ты не возражаешь, если я сяду за руль?
Татьяна была не в восторге от моего предложения. Она скептически осмотрела меня, но я приложил максимум усилий и представлял собой эталон трезвости, спокойствия и здравомыслия.
Я и в самом деле не ощущал себя пьяным. Все выпитое накануне ушло на борьбу с последствиями вчерашней пьянки. Как говорят алкоголики со стажем, я дошел до нулевой отметки, и теперь мог с новыми силами начинать сначала.
— Ладно, — смилостивилась Татьяна. — Только потихоньку. Спешить нам больше некуда.
Подруливая к брусчатке, мой слух уловил мотоциклетную трещотку, а вскоре из облака пыли вынырнул и сам лихой наездник. Я резко затормозил и нажал на клаксон. Мелодичный гудок не остался незамеченным, мотоциклист, сбавив скорость, подкатил к "Джипу".
— А вы все в трудах, Геннадий Сергеевич, — позабавился, опустив стекло. — Ни минуты покоя…
— Работа такая… — вяло оправдывался бравый капитан Ященко.