Врата в преисподнюю
Шрифт:
— Ужасный ты человек. Я ведь рассчитываю на твою помощь…
— Все, что в моих силах… — я споткнулся об камень и едва не плюхнулся в заросшую камышом лужу.
— Помошничек из тебя, как я погляжу…
— Ладно, обойдемся без нравоучительных бесед, — досадуя на собственную неловкость, резко оборвал девушку. — Сейчас перекурим, и я проведу для тебя экскурсию по полной программе.
Таня не возражала.
Мы присели на камне, я достал "Приму", она что-то более легкое, и мы, молча, задымили.
— Красиво здесь… — немного погодя, явно примирительным
— Да, — так же миролюбиво согласился я. — И самое большое преимущество — отдаленность от жилья. Отсутствие людей делает урочище еще более привлекательным, я бы даже сказал, добавляет ему торжественности…
Татьяна, по-видимому, не ожидала услышать от меня столь умную фразу, потому некоторое время ушло на ее переваривание. Или же она просто сдерживала себя от очередного едкого укола. Я почему-то был уверен, что она не преминет съязвить по поводу отсутствия людей, намекая на нашу разношерстную и, отнюдь, не маленькую компанию.
Татьяна оказалась умней, чем я думал. Дабы не заострять наши шаткие отношения, она решила отойти от обсуждения мирских проблем и решительно перевела разговор на стезю вечного и незыблемого.
— Ты знаешь, Андрюша, я начинаю верить в твою версию. Похоже, то, о чем ты писал, действительно, очень близко к истине. Если эта скала и не совсем искусственного происхождения, то, несомненно, человек приложил немало усилий, дабы придать ей нынешний вид. Ты только посмотри на каменные блоки. Как ровно они обтесаны и подогнаны один к другому. Я вовсе не сомневаюсь в могуществе природы, но, как мне кажется, даже она на такое не способна…
Она делала шаг к примирению, и мне это понравилось. Также понравилась высокая оценка изложенной мною в газете версии.
Я улыбнулся.
— А ведь ты еще, почти, ничего не видела. Поверь, тебя ожидают настоящие чудеса…
— Хотелось бы поскорее их увидеть…
Лед в наших отношениях растаял. Мое недавнее раздражение исчезло само собой. Я смотрел на Татьяну и не мог ею налюбоваться. Разве можно таить обиду на столь хрупкое, нежное создание?..
Мне вдруг захотелось прижаться к ней, обнять, вдохнуть аромат чудных золотистых волос…
В моем желании не было ничего пошлого, похотливого. Я смотрел на нее даже не как на женщину. Она казалась мне богиней, и я готов был ей поклоняться.
Нахлынувшее чувство было сродни наваждению. В одно мгновение Татьяна превратилась в бестелесный образ, некий недостижимый идеал, излучающий из себя нечто приятное, волнующее. Я физически ощущал эти волны. Каждая из них наполняла меня новой порцией любви и нежности к девушке. И их, порций, уже скопилось столько, что, казалось, еще немного, и я разорвусь на части, словно воздушный шарик…
А с Татьяной, между тем, происходило нечто невообразимое.
Внезапно ее облик словно бы растворился, в мгновение ока, превратившись во множество крошечных светящихся точек. Сначала они в полном беспорядке метались из стороны в сторону, то поднимались вверх, то падали вниз, затем, словно повинуясь чьей-то воле, хаотический блестящий
Очень скоро передо мной неистово вращалась блестящая воронка. Ее широкая часть находилась в нескольких метрах от меня, а узкая убегала в неизведанную даль и заканчивалась крохотной, идеально черной, точкой.
В какой-то миг мое сознание словно разорвалось. Я осознал, что воронка содержит в себе всю нашу Вселенную, и что я больше не смею сопротивляться ее воле. Я, маленькая ее частичка, должен безропотно подчиниться и покорно следовать настойчивому зову…
Впрочем, сопротивляться не было ни сил, ни желания. Я перестал быть собой, я больше не ощущал себя мыслящим индивидуумом, способным управлять собственным телом и собственными эмоциями.
Да и самого тела я больше не чувствовал. Оно пропало, исчезло…
Осталась лишь пыль, легкое облачко, которое неумолимо засасывалось бездонной воронкой, несущей то, что еще недавно было мною, в Вечность и ни во что одновременно…
И все же, какие-то из пылинок, ничтожные атомы моего разорванного сознания, продолжали агонизировать. Некоторые из разрозненных частиц моего мозга функционировали и, словно сигнал "SOS", посылали единственную мысль, которая ничего не объясняла и в то же время объясняла абсолютно все.
"Это — полное сумасшествие!" — перекликались между собой мелкие частицы меня, несясь навстречу неизведанной пустоте.
Их полету, казалось, не было конца.
И какая-то из частиц вдруг осознала, что еще чуть-чуть, и меня вообще не будет, так само, как не будет и ее, этой частицы, ибо она неспособна существовать одна, оторванная от себе подобных.
Ее ужас передался другим частицам, которые сразу почувствовали то же.
То ли панический страх, то ли узкое отверстие воронки вынудили частицы плотней прижаться одна к другой. На какое-то мгновение их поля соприкоснулись, и в тот же миг я вновь ощутил себя единым целым, а тревога каждой из частиц слилась воедино, умножив ее в несчетное количество раз.
Теперь уже весь я, возможно, принявший несколько иную форму, неистово кричал "Караул!"
Мне не хотелось исчезать в черной дыре!
Я хотел жить. Мне нравилось быть таким, каким я был еще несколько минут назад. И я сопротивлялся, как мог.
Не в состоянии управлять телом, его у меня просто не было, противился мыслью, сознанием, ужасаясь, что еще совсем немного и оно снова рассыплется на атомы, и тогда уже ничего сделать будет невозможно…
Спираль воронки уже не казалась далекой. Она была прямо передо мной и, наверное, вокруг меня. Теперь я видел, что она вовсе не яркая и не блестящая. Мелкие пылинки рассыпались, разлетелись на неимоверно далекое расстояние и превратились в крупные холодные звезды, которые окутывала мертвая, бездыханная темнота.