Врата в преисподнюю
Шрифт:
Самую ужасную и непонятную.
Я уже был уверен, что лишь благодаря случайности (счастливой ли?) сия чаша миновала нас с Катей, и непередаваемая скорбь завладела моим существом.
И все же, рассудок отказывался капитулировать без боя. Ему не хотелось верить в неотвратимое. Вопреки моей, уже чуть ли не уверенности, в трагическом исходе, он не уставал подбрасывать спасительные соломинки, за которые я, словно утопающий, тут же хватался обеими руками. Они не выдерживали испытания на прочность и
Наконец созрела еще одна соломинка. Она казалась более крепкой, нежели остальные, и давала кое-какую надежду.
"Я просто сплю! — ярчайшей вспышкой озарило мозг. — И все мне только снится…"
Если бы…
Катя что-то пробормотала, перевернулась на другой бок, от чего автомобиль мягко закачался. И я понял, что не сплю. Меня окружала самая, что ни на есть настоящая реальность.
Хотя, от движения автомобиля, я, как бы и в самом деле проснулся. Точнее, вышел из оцепенения.
Я снова ощутил утреннюю сырость, зубы мои, как и раньше, стали выстукивать неровную дробь. А мысли побежали иной стезей. Фантастические чудовища испарились, на смену им пришли неприятные воспоминания о минувшем вечере. Я вспомнил, как обидел Татьяну, и запоздалое раскаяние острыми когтями зацарапало душу.
Может, я не только Татьяне нахамил?
Может, и другим тоже?
Они обиделись, ушли, оставив меня одного с Катей, которой, в сущности, и деваться некуда…
Только, почему остался автомобиль?
Как-то не очень вяжется…
Я подошел к месту вчерашнего ужина. Костер был еще теплым и под серым слоем пепла просматривались красные огоньки тлеющих углей.
Значит, он погас совсем недавно. А коли так, кто-то же поддерживал в нем жизнь до утра…
Ноги сами повели меня едва заметной тропинкой, огибающей скалу.
Уже начало светать, хотя видимость не улучшилась. Даже наоборот. Окружающие предметы безнадежно утопали в молочной сырости, наполнившей до краев, словно чашу, приютившую нас долину.
У реки туман казался еще гуще. Только на ощупь я угадывал длинные стебли камыша, гибкие ветки лозы. Тихий плеск воды, огибающей валуны, был единственным звуком, нарушающим таинственное безмолвие. Влажные закругленные камни предательски ускользали из-под ног, но я упрямо перепрыгивал с одного на другой, пока не оказался почти посредине неширокого русла.
Только здесь я сумел разгадать непонятный зов, который, вопреки здравому смыслу, вынудил совершить рискованное путешествие. На большом камне, островком возвышающемся посреди реки и окруженном с трех сторон плотной стеной камыша, я разглядел неясный силуэт.
— Не спится? — подойдя вплотную, спросил у застывшей на камне Татьяны.
Она ничего не ответила, молча подвинулась, приглашая
Мы были совсем одни.
Где-то плескалась вода, но ее не было видно, что-то нашептывали стебли камыша, но они были так же неразличимы, как не понятна их вкрадчивая речь. Вокруг — только белый туман. Настолько густой и насыщенный, что его можно было потрогать.
Странное ощущение…
Вроде бы мы остались одни на всем белом свете…
— Ты на меня обиделась? — спросил, и сам не узнал своего голоса.
Он звучал глухо, неестественно. Окружающая пелена поглощала его сразу и без остатка.
Татьяна снова промолчала, лишь доверчиво положила голову мне на колени.
От прикосновения на меня вновь нахлынула столь мощная волна нежности к девушке, что стало страшно. Чувство переполнило меня. Оно больше не помещалось в груди и, не находя выхода, казалось, вот-вот разорвет меня на части. В висках бешено пульсировала кровь. Раздувшиеся жилы едва выдерживали ее натиск. Сердце колотилось с такой силой, словно бы задалось целью пробить брешь в ребрах и вырваться наружу…
Моя реакция не ускользнула от внимания девушки. Она подняла голову и заглянула мне в глаза.
— Почему мужчины такие глупые?
Непонятно, что это было: утверждение или вопрос?
Но, если даже вопрос, ответить на него было невозможно, ибо ответов на такие вопросы не существует…
От звука ее голоса волна блаженства прокатилась по телу. От избытка счастья или еще отчего-то закружилась голова, потемнело в глазах.
Я вдруг почувствовал, что больше не могу выдержать всего этого. Еще немного, и сознание покинет меня…
— Глупышка… Разве я могу на тебя обижаться? — очень издалека, словно бы из иной галактики, доносились успокаивающие слова.
Чудным бальзамом они обволакивали истерзанную сомнениями душу, вносили в нее покой и умиротворение.
И вместе с тем, как бы призывали к действию.
Не знаю, к чему именно, да это и не важно, потому что, все равно, ничего сделать я не мог.
Я находился за миллиарды световых лет, в далеких глубинах космоса. И, несмотря на это, меня ни на миг не оставляла уверенность, что Татьяна находится рядом…
Наконец, сознание начало проясняться.
Очень медленно из непроницаемой тьмы стало вырисовываться некое подобие света. Сначала — бледная серость с безликим пятном посредине, затем очертания сделались отчетливее.
Я увидел лицо девушки. Оно было очень близко. И эта опасная близость лишала меня способности думать о чем-либо.
Может, и к лучшему.
Повинуясь скорей чувству, нежели разуму, я обхватил шею девушки, некоторое время с неистовством наркомана вдыхал пьянящий аромат ее волос, гладил их, целовал…