Врата в преисподнюю

Бондарь Олег Никитович

Ощущения — высший класс!

Мягкая вода укачивала, словно колыбель, а сверху — бездонное, чистое голубое небо. И — чувство полной свободы, оторванности от всего. Заботы, тревоги, неприятности, все осталось в ином мире. Здесь царили тишина и спокойствие. Такие же, как сто, двести, тысячу лет назад…

Внезапно я ощутил, что нахожусь одновременно как бы в далеком прошлом и в далеком будущем.

Как это возможно? Да очень просто. Ведь и через тысячу лет, когда нас давно уже не будет, здесь все останется по-прежнему…

Татьяну я, как

и предполагал, отыскал наверху.

Подперев голову руками, она сидела на камне и задумчиво смотрела на протекающую глубоко под нами реку. Рядом лежал раскрытый, испещренный мелкими пометками, блокнот, скрученная металлическая рулетка и небольшой фотоаппарат-"мыльница".

— Устала?

Я присел рядом и нежно провел ладонью по ее золотистым волосам. Она не отпрянула, наоборот, доверчиво положила голову мне на плечо, и от ее прикосновения теплая волна прокатилась по телу.

— Нет, не устала. Думаю… Представь, тысячи лет назад здесь все было таким же, как сейчас… Та же река… Те же камни… Вот только людей тех давно нет. Скоро и нас не будет. А камни останутся, и река останется…

— Танечка, от твоих слов мне становится жутко. Совсем недавно я тоже об этом думал…

— Не вижу ничего странного. Место такое. Заставляет вспомнить о вечном и мимолетном. Вечное — вот оно, рядом. А мимолетное — это мы с тобой. И все остальные. Мы можем возомнить о себе все, что угодно, а на самом деле? Пройдет несколько десятилетий и никто даже не вспомнит, что мы когда-то существовали…

— Не хочется в это верить. Да и неправда все это! Сколько здесь побывало людей. Думаешь, от них ничего не осталось? Такого не может быть. Каждый, побывавший здесь, оставил частицу себя, частицу своей души, своих мыслей. Камни все помнят. Они хранят информацию и, возможно, делятся ею. Вот только мы не умеем ею пользоваться… Разве ты не чувствуешь, какая здесь аура, какая энергетика?

— Может, ты и прав, — не стала спорить Татьяна. — Только то, что ты называешь аурой или энергетикой, как-то обезличено. Если мы и ощущаем следы присутствия наших предков, то лишь обобщенно. Мы тоже оставили здесь сегодня какой-то след, однако, вряд ли кто-нибудь в далеком будущем сможет отделить его от тысячи других…

— Не нравится мне ваше настроение, Татьяна Сергеевна. Подобные мысли чреваты неблагоприятными последствиями. Если все время думать о собственной незначимости, можно разочароваться в смысле жизни и прийти к выводу, что наша суета совершенно бесполезна, махнуть на себя рукой и прозябать в ожидании закономерного финала, который, увы, кроме избавления, принесет еще и горесть разочарования о напрасно улетевших годах. Не зря ведь утверждают, что настоящая мудрость посещает человеческий разум только на склоне лет, когда мы становимся дряхлыми и больше ни на что не способными…

— Философ… — улыбнулась Татьяна, без труда уловив в моих словах некую двусмысленность. — Если бы я тебя немножко не изучила за эти дни, возможно, и приняла твои слова всерьез. Но… — она решительно убрала

мою руку, которая уже несколько минут нежно массировала маленькое упругое полушарие ее груди и, осмелев, или обнаглев, как кому угодно понимать, решилась было нырнуть под футболку девушки. — Ты не относишься к тем людям, слова которых следует воспринимать за чистую монету…

— Неужели я настолько потерян для общества?

— Для общества, может, и не совсем. Хотя, смотря что подразумевать под этим словом…

— Общество состоит из индивидуумов. И то, что мы подразумеваем под понятием "объективное", на самом деле состоит из субъективных понятий множества индивидуумов, обобщенных в одно целое, и далеко не всегда отображающее реальную действительность…

Обиженный постигшей неудачей, я загнул такой "умняк", что вряд ли сам смог бы постичь смысл изреченной тирады. А Татьяна, похоже, и не пыталась вникать. Она смотрела на меня с такой озорной улыбкой, что мне и самому стало смешно…

— Знаешь, — сказала она. — Ты, как мне кажется, относишься к тем людям, даже несусветная наглость которых может казаться привлекательной…

— Можно воспринимать, как комплимент?

— Считай, как хочешь, воплощение порока…

Она легко поднялась с камня, вдруг наклонилась и нежно чмокнула меня в щеку.

Я был ошарашен ее неожиданным поступком.

— Значит, ты даришь мне надежду? — спросил, запинаясь.

— Надежда умирает последней… — весело изрекла девушка. — Заметь, не я это придумала… — и, подобрав вещи, стала спускаться вниз.

Совершенно озадаченный, я поплелся за ней.

В голове моей царил хаос. Я пытался ухватиться за обрывки мыслей, которые метеорами носились в мозгу, но ничего не получалось. В результате, осознав безнадежность затеянного, решил плюнуть на все и, в который раз, осознанно пустил свою жизнь на полный самотек. Захватившая пучина в любом случае куда-нибудь да вынесет, независимо от того, буду я барахтаться или нет…

В нашем маленьком лагере уже наблюдалось некоторое движение. Протрезвевший хмурый Илья барахтался в реке, очнувшиеся от спячки девчонки молча наблюдали за его унылыми движениями. Сон нарушил тоненькую нить возникшего накануне взаимопонимания, и сейчас они не знали, как общаться друг с другом. Поэтому наше появление восприняли с радостным оживлением.

Рыжая поднялась с травяного ложа, смачно потянулась, ее лицо расплылось в блаженной улыбке.

— У-ух. Как здорово! — молвила она, не обращаясь ни к кому, и затем, уже конкретно к нам: — Где вы пропадали?

— Гуляли, — ответил я.

— Да? — Рыжая восприняла мои слова всерьез. — Андрюша, я тоже хочу с тобой погулять.

— Потом…

Я боялся, чтобы Рыжая не сморозила чего лишнего и не разрушила по своей простоте душевной тот хрупкий мостик, который едва начал налаживаться в наших с Татьяной отношениях. К счастью, девушка удовлетворилась моим ответом. Ее внимание мгновенно переключилось на фотоаппарат в Таниных руках.