Врата в преисподнюю
Шрифт:
Он долго сопел, после чего, немного успокоившись, более тихим, но не менее значимым голосом произнес:
— Сейчас вы оба поедете со мной в отделение. Если в доме имеется огнестрельное оружие, предлагаю сдать добровольно!
— Браво, капитан! А ордерок у тебя имеется?
По всему было видно, что столь важная бумага у капитана отсутствовала.
— Это не арест, а задержание, — выкрутился он.
— На каком основании? — тут же поинтересовался я.
— На основании заявления гражданина Сухорученко Федора Андреевича.
Кажется, начало проясняться. Оказывается, самый крутой сельский фермер, к тому же, еще и подленький стукачек…
Вот уж чего я от него никак не ожидал…
— Ладно, Геннадий Сергеевич, не кипятись. Я поеду с тобой в отделение. Сам собирался, а так еще лучше обернулось…
— Чего? — недоуменно протянул капитан.
— Того… — передразнил его. — Если хочешь, можешь записывать в свою бумагу. Вчера, около 23 часов по местному времени в селе… — назвал деревню, — было совершено разбойное нападение на журналиста областной газеты, — продиктовал свою фамилию, имя, отчество, — и на научного сотрудника Киевского государственного университета кандидата исторических наук Свиридову Татьяну Сергеевну. Нападавших было трое. Один из них — местный житель Сухорученко Федор Андреевич. Во время инцидента журналист областной газеты получил телесные повреждения средней тяжести. Медицинская справка о наличии побоев прилагается… По пути заскочим в больницу, чтобы меня осмотрели… Так, пиши дальше. При инциденте присутствовали свидетели Юрченко Илья Владимирович, учитель истории местной общеобразовательной школы, а также… — я замешкался, вспомнив, что не знаю фамилий ни Рыжей, ни невесты фермера.
Но милиционер давно уже не писал. Он смотрел на меня взглядом побитой собаки и от напряжения неистово грыз колпачок дешевой шариковой ручки.
— Кстати, у вас в райцентре есть отделение Службы Безопасности? — поинтересовался. — Избиение журналиста относится к особо тяжким преступлениям. Вдруг здесь — политика или, не дай Бог, проделки вражеской агентуры?
Я откровенно издевался, только капитан этого уже не воспринимал. Он выглядел потухшим и очень задумчивым.
Его можно было понять. Как и большинство коррумпированных собратьев по оружию, он, вне всякого сомнения, находился на довольствии у богатых людей, и сейчас оказался в затруднительном положении. Даже своими куриными мозгами он сумел понять, что птичка оказалась — не по зубам…
— Ну, что, капитан?
Он буркнул под нос нечто неразборчивое и стал застегивать планшет.
— Может, сразу и объяснения свидетелей приложим? — не отставал я. — Илья, продиктуй Геннадию Сергеевичу показания…
Казалось, из тупиковой ситуации нет выхода. Но Илья, неожиданно для самого себя и для всех нас, сделал единственно правильный ход.
— Андрюша, а, может, замнем? — слезно попросил он. — Федька, в сущности, не такой уж плохой парень. А чего сдуру, да еще и по пьяне не наделаешь…
Капитан с надеждой посмотрел на меня. Я минутку, для солидности, помялся, затем махнул рукой, мол, так и быть, я сегодня добрый…
— Капитан, покажи-ка, что эта свинья на нас накапала…
Милиционер с готовностью снова расстегнул планшет, протянул мне исписанный неровным почерком лист.
Донос был составлен по классической форме и изображал Илью, чуть ли не рецидивистом.
— Успел зарегистрировать? — спросил у капитана.
Тот отрицательно и как-то заискивающе, покачал головой.
— Правильно сделал, в следующий раз умней будешь…
Я разорвал заявление на мелкие кусочки и выбросил в консервную банку, заменяющую Илье пепельницу.
— Ну что… — милиционер поспешно поднялся, но я жестом усадил его обратно.
— По пять капель за знакомство?
— Мне нельзя, я на службе…
— Да брось ломаться, словно старая дева…
Я расставил рюмки и самолично наполнил их вонючим самогоном.
Пил капитан лихо, даже не скривился. Зачерпнул ложкой салат и начал тщательно его пережевывать.
Вторую он принял безропотно, после третьей мы общались, как старые знакомые. А стоило мне рассказать несколько анекдотов из жизни областного милицейского начальства, он прям-таки расцвел от удовольствия.
Когда в бутылке ничего не осталось, мы ощущали себя если не друзьями, то уж хорошими приятелями — точно.
Глава десятая
Не знаю почему, но мне было неимоверно стыдно перед Татьяной. Вроде бы я ей чем-то обязан и на Библии клялся вести себя пай-мальчиком.
Ничего такого, конечно, в помине не было, и, тем не менее, я ощущал себя последним подонком, нашкодившим первоклашкой или еще чем-то наподобие.
Поначалу я усердно, конечно же, мысленно, проклинал самого себя, но, когда подобное самобичевание поднадоело, стал, как это принято, искать недругов на стороне. В результате вся моя мысленная злость свалилась на плечи ни в чем неповинной Татьяны. И именно ее невиновность в моих злоключениях отчего-то раздражала больше всего.
Тоже мне, интеллигенточка выискалась…
Строит из себя, черт знает что…
Татьяна, естественно, мыслей моих слышать не могла, если, конечно, не была ясновидящей, и мои проклятия оставались при мне, ничуть ей не досаждая. А потому девушка себя вела, как обычно, уверенно огибала глубокие сельские ухабы, мурлыча под нос нечто веселенькое и жизнерадостное.
В отличие от нашей троицы, настроение у нее было прекрасное, и она даже не пыталась этого скрывать. Наши хмурые физиономии, судя по всему, ее только забавляли. Каждый раз, когда я встречался с ней взглядом в зеркальце заднего вида, лицо Татьяны расплывалось в иронической ухмылке, от чего справедливое негодование накатывало на меня с новой силой.
Илья чувствовал себя не лучше моего. Вчерашнее донжуанство напрочь выветрилось из его головы и мирно спящая на его коленах Рыжая доставляла ему страшные неудобства. Он оробел, ушел в себя, сидел неподвижно, словно восковая фигура, и лишь иногда подавал голос, когда Татьяна спрашивала дорогу. Не нужно быть великим мыслителем, чтобы догадаться, что их отношениям с Рыжей суждено развиваться заново, исходя из полного нуля.
Мы направлялись к председателю сельсовета. Татьяне необходимо было заверить печатью "Открытый лист", позволяющий проводить научные исследования на вверенной территории.