Врата жизни
Шрифт:
Конечно, в начале прошлых каникул Марк вел себя странно. Мне даже казалось, что он ощущает себя ущемленным моими успехами. Но это был краткий миг! Он не мог зачеркнуть предыдущие девять лет нашей любви и совместной работы. В те годы Марк не боялся, что кто-то его превзойдет.
Оба мы, прежде чем получить место в «Школе», прошли очень жесткий отбор, потому что желающих было достаточно. И если именно мы получили работу и право жить в Башне, то лишь потому, что мы были сильнее, достойней других претендентов. Как можно, пройдя через все испытания, мучиться мыслью о собственной неполноценности и компенсировать это нелепое чувство в объятиях № 5, у которого в Башне нет имени?
И
Нет, с Марком нельзя говорить. Говорить нужно с ней! И не просто расспрашивать, а применить одну из наших практик Волшебников, не позволяющих лгать. Сразу сбить с толку и лишить воли, заставив открыть все… И зафиксировать ее рассказ, сделать видеозапись! А потом дать ей ход, чтобы эту девицу убрали из Башни. Личная жизнь педагога никого не касается, пока она не наносит вреда детям. Эта история с № 5 подрывает авторитет Марка! Ученики вряд ли станут считаться с тем, кто им смешон.
А вдруг это любовь? Не такая, как наша, когда, кроме чисто физической тяги, людей сводит общее дело, похожий подход к жизни, общие вкусы и… И когда рассудок вполне контролирует страсть, не давая ей превратиться в безумие, а maladie, болезнь? Что-то я с трудом верю в подобные сказки! Любовь – все равно чувство равных, здесь что-то другое. Будь Марк счастлив, он бы держался иначе!
Глава 10.
Я вызвала № 5 прямо к себе в кабинет, дважды в тот день нарушив негласное правило: не принимать всерьез тех, кто тебе служит и не использовать «дар» в личных целях.
Сняв трубку телепората, я сообщила, что после разбора бумаг у меня накопилось достаточно мусора, и попросила убрать его. Заодно протереть полки, вымыть пол и хорошенько почистить ковер. Эта просьба была совершенно обычной. Однако к концу разговора я прямо велела охраннику прислать ко мне № 5 и забыть о том, что я сама указала, кто именно должен заняться уборкой.
Она появилась достаточно быстро и сразу взялась за работу, давая возможность себя рассмотреть. Черты мелкие, чуть заостренные… Кожа достаточно гладкая, бледная, возле глаз несколько тонких морщинок… Глаза постоянно опущены… Тонкая ниточка губ…
– Немолода, некрасива и вряд ли умна. Вероятно, Валента ошиблась, – подумала я, продолжая рассматривать женщину.
Она как раз начала протирать застекленный шкаф, где равномерно качался из стороны в сторону бронзовый маятник-диск.
– Посмотри на него, – приказала я №5, – и послушай, как мерно стучит механизм.
Если бы я велела так сделать кому-то из группы, он бы мгновенно наметил себе за стеклом неподвижную точку, в которую нужно смотреть, чтобы не подчиниться опасному ритму, который туманит рассудок, однако уборщиц не учат защите. Она подчинилась.
– Смотри на него… Смотри пристально, не отрываясь…
Она посмотрела. Наверно, такие глаза, как у №5, могли кому-то казаться красивыми: светло-зеленые, очень широкие, почти округлые… И абсолютно пустые. Уже через долю секунды они уподобились блеклым стекляшкам, которые тупо смотрят на маятник.
– Теперь ты можешь признаться во всем. Расскажи, почему твое имя связали с преподавателем Расселом.
В сонных глазах промелькнуло какое-то чувство, они плотоядно блеснули. На тонких губах проскользнула улыбка довольства и гордости.
– Он мой мужчина. Я знаю, что он только мой!
Она выдала все, потому что совсем не умела себя контролировать. Как пришла в Башню, как стала работать и даже встречаться с охранником. Как вышла замуж. И как поняла, что ей мало того, что она получает от жизни. Ее возмущало то, что она целыми днями должна убирать за «соплячками». Ее бесили «три стервы», которым невесть за какие заслуги дают «настоящие» деньги, почет и «та-а-аких мужиков»! Она готова была задушить пару-тройку смазливых девчонок, с которыми ей приходилось работать, за то, что молодые «прыщи», у которых еще «молоко на губах не обсохло» (ребята из групп Порядка и Управления) охотно «треплются» с ними, а ее не видят «в упор».
Размышляя о том, как жестока к ней жизнь, №5 убедила себя, что все женщины Башни – злодейки, которые заняты тем, что стремятся отнять у нее, у несчастной, измотанной женщины, все, что по праву ее. Потому что она лучше них. Человечней. Мудрее. Она понимает их подлую сущность, прикрытую маской. За это они ненавидят ее.
№5 была искренней. Она действительно верила в то, что твердила. Тупой, ограниченный ум, совершенно отравленный завистью, был неспособен понять, что другие относятся к жизни иначе, не так, как она. И однажды, когда №5, поругавшись с одной из уборщиц, рыдала в углу, мимо шел Марк. Отчаянье женщины было таким неподдельным, что Рассел счел нужным узнать, что случилось. Она начала говорить все, что думает, чем поразила его.
Будь у №5 хитроумный план, он бы не дал ничего, Марк мгновенно умел отличать ложь от правды. Но беззаветная вера в коварный клубок отвратительно подлых интриг, что плетутся вокруг, поразила его. Извращенный ум №5 так умело использовал общеизвестные факты, смещая акценты, что Марк растерялся. Слишком созвучен был в чем-то ее безумный рассказ его собственным тайным мыслишкам, которых он всегда стыдился и не хотел признавать.
Ядовитые зерна упали на почву, способную дать урожай из обиды и зависти. Наверное, было немало мгновений, когда Рассел вдруг понимал, что стал жертвой чужой непонятной интриги. Но чувства №5, повторяю опять, были искренни и неподдельны. Общаясь с ней, Марк ощущал небывалый, почти фанатичный напор слепой веры в реальность того, что она говорила. Потом к этой вере добавилось чувство восторга и благоговения, счастья и благодарности жизни за то, что рядом с ней человек, понимающий все куда лучше нее, скромной и беззащитной служанки.
Марк держался почти год, пытаясь порвать паутину, сплетенную из липких, приторно-сладких восторгов, приправленных злобой и горечью. Он мог понять и разрушить любую ловушку, которую ставит изысканный разум, но оказался бессилен перед откровенным и грубым напором чужой энергетики. Он сдался, стал упиваться обидой и гневом. Друзья превратились в любовников, и №5 была счастлива.
Счастлива? Так говорила она. Мне же было немыслимо трудно назвать счастьем жуткую смесь унижения, гордости и жажды мести. Она трепетала пред Марком, она поклонялась ему и… Считала его своим главным орудием. Марк должен был отомстить всем «красивым и умным», которые смели считать себя выше нее. Как? Это был самый сложный вопрос, потому что она не знала сама. У нее не хватало фантазии. Но №5 знала: месть будет страшной! Жестокой. И подлой. Она упивалась ее предвкушением, грезила вслух, как мы будем униженно ползать, моля о пощаде…