Вредность не порок
Шрифт:
– Ты чего? – Он недоуменно моргал на меня, почесывая затылок и сонно щурясь. – Чего орешь, спрашиваю?
Увидев его, я умолкла. Я от него старалась избавиться?
Старалась. Он меня оставил в покое? Оставил. Чего я, собственно, от него хочу? Ну испугали меня эти двое в машине, ну и что? Если я сейчас расскажу о них Стасу он возьмет меня в охапку и отвезет в Москву, и тогда я не увижу Ефима.
– Так чего? – повторил он, а я пожала плечами и ответила:
– Ничего, просто так!
Он хмыкнул и убрался обратно в свою комнату а доковылявшая тем временем до дома бабка
– Что ж ты сумку не разобрала?
Ирка, верно оценив мое несколько неадекватное состояние, с веселым щебетанием стала помогать старухе, а я вышла в сад. Через пару минут за мной вышла Ирка.
– Ты чего такая?
Мы уселись на невысокий топчан возле сарая, и я рассказала ей о сегодняшней встрече.
– И чего они хотели?
– Не знаю, это мы не успели обсудить.
– Ну из машины-то он для чего вылез?
– А я откуда знаю? Может, у него нога затекла… Я, честно говоря, струсила жутко. Если бы наши из школы не вышли, то и не знаю, что было бы дальше. И тут еще Стаса нет! Как нарочно. Я думала, он меня возле школы ждет, а он.., дрыхнет! Хотя, с другой стороны, я думаю, он нам больше не будет мешать.
– А он нам мешал? – усомнилась Ирка.
– А как же? Таскался везде. Это мама его накрутила, я знаю. Я им что, ребенок?
Подруга разделила мое возмущение. Чрезмерная родительская опека (по словам Ирки, в Надькиной интерпретации в деле фигурировала большая страстная любовь) в свое время подтолкнула ее к замужеству, завершившемуся, к всеобщему счастью, через шесть месяцев.
После чего Иркина мама, вероятно, опасаясь дальнейших проявлений дочкиной самодеятельности, махнула на нее рукой, что весьма благотворно сказалось на их взаимоотношениях. Пока мы внушали самим себе мысли о полной жизненной самостоятельности, я вспомнила:
– Ой! Поздравляю тебя с днем рождения!
– Ой! – обрадовалась Ирка. – Спасибо! Я и забыла уже!
– Забыла? А ресторан?
– Нет, с рестораном все в порядке. В «Магии» на восемь столик заказала. – Тут она озабоченно взглянула на часы. – Слушай, я пойду к Надьке, предупрежу ее.
– Давай, – махнула я рукой, – полвосьмого на остановке!
Ирка ушла, я позагорала немного на топчане, но это достаточно жесткая конструкция, я и решила перебраться в гамак. Висел он в саду, в тенечке, на столбах, вкопанных еще год назад Стасом. В гамаке я обнаружила забытое мною одеяло, насквозь промокшее под вчерашним ночным ливнем и не успевшее высохнуть. Стоя перед мокрым гамаком, я размышляла о том, что если человеку не везет, то сразу во всем. И одеяло могло бы быть сухим, и в машине вместо Семы мог бы оказаться Ефим, и вообще, я вполне могла бы не приезжать в этот забытый богом город, и… Так, стоп, стоп, что это ты заныла?
Возвращаясь в дом, я, повинуясь внезапному порыву, зашла в сарай, куда по сложившейся уже традиции ставились все приезжающие машины. «Девятка», конечно, была здесь, я обошла ее и, уже выходя, потрогала рукой капот. Машина была пыльной, однако меня удивило другое – она была теплой.
Времени на сборы оказалось предостаточно, я послонялась по дому, делая вид, что слушаю рассказ Степаниды о сегодняшней поездке. Поняв, что заняться нечем, заварила себе зеленого чая и, прихватив книгу, оставленную Стасом на полке, устроилась на кровати.
– Кинг, – прочитала я и удивилась. Вот уж никогда бы не подумала, что Стас читает Кинга. Как-то это на него не похоже.
Однако страсти, описанные в книге, при ярком солнечном свете казались не слишком убедительными, я вздыхала, маялась, но встать и поменять книжку было лень. В какой-то момент, стукнувшись лбом об твердый переплет, я поняла, что шанс уснуть достаточно велик, а этого как раз допускать никак нельзя. Пришлось встать и заняться макияжем. Решив не мелочиться, я заодно надела нарядный костюм и вытащила из дальней коробки изящные туфли. Увидев меня при полном параде, бабка одобрительно закивала головой:
– Очень хорошо! А то все в джинсах своих, прости господи… Хоть на человека стала похожа.
Поскольку похвалить без всяких дополнений бабка просто не умела, вторую половину отклика я пропустила мимо ушей.
– А чего рано-то? – поинтересовалась бабка. – Тебе вроде к полвосьмого?
– Угу, – кивнула я, – заснуть боюсь. Ночью плохо спала, глаза теперь слипаются.
– И чего это тебе не спалось?
Я пожала плечами:
– Погода, наверное…
Тут произошло явление народу Стаса. Безмятежное выражение его лица говорило о том, что человек неплохо отдохнул и жизнью своей вполне доволен. Он лениво потянулся, едва не достав при этом потолок, и кротко вздохнул.
– Настасья, поди помоги! – позвала меня бабка, с трудом передвигая по полу тяжелый бидон.
Стас, конечно же, сразу бросился к бабке на помощь, но я тоже поднялась из-за стола и шагнула в сторону кухни. Увидев меня в боевом оперении. Стас остановился словно вкопанный и заморгал.
– Оу! – протянул он, и тут я сообразила, что в течение уже двух лет, бывая здесь наездами, Стас всегда видел меня в джинсах либо в шортах и с хвостиком на затылке. Он так привык видеть во мне малолетнюю пацанку, что столь неожиданное перевоплощение далось ему нелегко.
Бабка гремела неподъемной посудиной. Стас продолжал стоять столбом, а я, наслаждаясь произведенным эффектом, вздохнула:
– Стас.., не поможешь Степаниде Михайловне?
Он опомнился и кинулся к бабке. Но та уже справилась сама и теперь поджимала губы, красноречиво изображая самый что ни на есть живой укор.
– Извините, Степанида Михайловна, – буркнул Стас и повернулся ко мне:
– Ты что это?
– Что надо, – отрезала я, но потом добавила:
– Я же говорила, у Ирки день рождения, мы в город едем, в ресторан.
– А! – протянул Стас. – Ясно!
Что ему там было ясно, не знаю, он снова ушел в свою комнату, и я услышала, как заскрипели диванные пружины. «Этак он здесь растолстеет так, что в дверь не пролезет!» – подумала я, покачав головой.
Через час я топталась на автобусной остановке. Дорога проходила рядом с деревней, метрах в трехстах. Вскоре я принялась нетерпеливо поглядывать на часы. Автобус должен вот-вот подойти, а подружек все еще не видно.
Я злилась, в сотый раз меряя шагами асфальт остановки.