Времена Амирана. Книга 3: Смерть как форма существования
Шрифт:
Дворец захватили ночью. Легко и красиво. К тем четверым «Геркуланиям», как упорно именовал их Куртифляс, добавилось еще двое взятых на том самом постоялом дворе в Миранде, где и планировалось с самого начала. Там тоже все прошло удачно. Пафнутий освоил новую, ускоренную технику оживления, укладывая в защищенное магической графогемой место сразу по несколько тел. Дух не протестовал, и только изумленно хмыкал. В его многотысячелетней практике это был первый случай. К нему вообще никто и никогда не обращался повторно, всем, как правило, хватало
Так вот – дворец: Куртифляс подошел и забарабанил в ворота. Подошедшему гвардейцу он представился, и попросил пустить его. Гвардеец, хорошо знавший Куртифляса, разумеется, открыл калитку. Этого было достаточно. Вся смена была вырезана за пять минут. Потом прошлись по остальным постам. Дольше пришлось провозиться в казарме. Правда, там спали, что очень облегчило задачу. Однако зато и народу было много. Но Куртифляс грамотно расставил свое войско так, чтобы не дать никому убежать. Никто и не убежал.
Воскрешение оставили на утро, успеется, а пока прошлись по покоям, занимаемым теми из царедворцев, кто предпочитал жить во дворце. В конце-концов в такой жизни тоже были свои преимущества, по крайней мере, не надо было тратить время на дорогу, а, значит, можно было по утрам поспать подольше. Вот этих-то любителей поспать, и подняли среди ночи. Все получилось тихо. Если кто-то начинал шуметь, его просто убивали. Разделили пленников на шесть групп: министры и чины администрации, фрейлины, лакеи вместе с прочими дворниками и истопниками, горничные, кухонный персонал. Отдельно закрыли всех садовников, тем более, что они и жили не в самом дворце, а во флигеле. Каждую группу арестованных заперли в отдельном помещении в подвале, благо там их было много, и все пустые. К каждой двери приставили по одному «Геркуланию» с наказом никого не выпускать. А потом Куртифляс прошел в спальню к Бенедикту.
***
– Ну, и чего же ты хочешь, друг мой Курти? – Бенедикт, проснувшийся и одетый, сидел в своем кресле в кабинете. Куртифляс медленно прохаживался вдоль длинного стола, заложив руки за спину и рассеянно оглядываясь вокруг. – Хочешь меня убить?
– Зачем? – Куртифляс удивленно взглянул на царя. – Слушай, я так давно тут не был. Ничего не изменилось, а?.. Как вообще дела? А то я как-то отстал.
– Не надо!.. – Вспылил Бенедикт. – Не заговаривай мне зубы! Чего ты хочешь?!
– Ничего плохого, поверь, Беня, ничего плохого. Я хочу, чтобы ты сделал то, от чего всем будет только лучше.
– И для этого ты перебил всех гвардейцев?
– Увы. Я понимал, что уговорить тебя будет трудно. Иногда к хорошему приходится идти через насилие. Приведу простой пример. Как котенка приучают к тому, что надо пить из блюдечка? Он же вначале не хочет. Он сопротивляется. Его насильно тыкают носом в молоко. Так и тут. У меня есть молоко. Надо заставить тебя пить его. Значит, нужно лишить тебя возможности сопротивляться. Понимаешь?
– Ну, что же, давай, тыкай носом.
– Не обижайся, Беня. – Куртифляс подошел к Бенедикту и непринужденно присел на краешек стола. – Тебе нужны деньги?
– Какие деньги? – Насторожился Бенедикт.
– Большие деньги. Огромные деньги, которые утекают от тебя. А я хочу, чтобы ты взял их себе. Только и всего. Я забочусь о благе государства. Ты должен меня понять. Ведь это, в конце-концов, и твоя обязанность.
– Конкретнее, пожалуйста.
– Хорошо. Барона Рупшильта ты знаешь. В конце-концов, он тебе приходится зятем. Так вот, этот господин вынимает у тебя из кармана где-то порядка трех миллиардов золотых ежегодно.
– Что?!. Сколько?! Ты что?..
– Спокойно. Я не сошел с ума, и я знаю, что говорю. До недавнего времени я сам помогал ему в этом. А теперь хочу, чтобы этот грабеж прекратился. Только и всего.
– И как же он это делает?
– А очень просто, через банк. «Банк сбережений и инвестиций» ты же знаешь.
– Конечно.
– Ну, еще бы, ты же и свои деньги там хранишь. Вот через него. Вся эта сумма выводится из страны. А стране не хватает средств. Я же знаю.
– Так, подожди… я ничего не понимаю. Как – выводит? На основании чего?
– Да все очень просто. Банк этот – его. И прибыль своих предприятий, что на территории Амирана, он передает в этот самый банк. А потом просто вывозит свои денежки. Он не нарушает закон.
– А разве это его банк? Я знаю людей, которые входят…
– Туфта! – Куртифляс вскочил на ноги. – Это ряженые. Он им платит, чтобы они играли эту роль. А распоряжается всем он. И деньги идут ему.
– Ну, допустим. И что? Если деньги – его? А откуда, кстати, он столько набирает? Я что-то не знаю, чтобы у барона тут…
– А он все в тайне держит. Все его предприятия тоже на подставных лиц. Я один знаю. Потому, что я все это тут устроил. Я подсовывал тебе этих ряженых, которым ты давал разрешения, устраивал решения судов в их пользу, сдавал землю в аренду за гроши. Ты пойми, Беня, эти три миллиарда, которые он вывозит – это сущие гроши. Ведь откуда эти деньги? Он рубит лес и продает его. Кому продает? Себе продает. Дешево продает. Он этот лес вывозит, а потом из него строит дома и корабли, мебель и прочее. И вот от этого прибыль – это уже деньги. Он копает уголь и руду. И продает. Кому? Себе. За гроши. Эти гроши идут в банк, а потом вывозятся. А что он делает с рудой и углем? Он делает железо. А из железа… Впрочем, ты и сам знаешь, что можно наделать из железа. А из меди? А из золота?
Куртифляс говорил все тише, тише, а потом и вовсе замолчал. Как-то все было не так. Не так мечталось ему, пока они с Пафнутием добирались сюда. Не то и не так хотел сказать он, оставшись наедине с другом детства. С человеком, которого в том самом детстве так хотелось измордовать, избить, и сбежать из этого опостылевшего дворца. Потом он стал старше, и избить ему уже казалось мало. А потом он стал совсем взрослым. Взрослым и умным, умным и хитрым. И с наслаждением помогал барону высасывать соки из владений вот этого… Бени, будь он проклят! И вот Беня у него в руках. И можно заставить его тапочки в зубах носить. Если захочется. Вот только почему-то желания нет. Усталость какая-то. Равнодушие. И хорошо бы бросить все это и уйти. Вот только уже все – поздно!