Времена без Героев
Шрифт:
Похоже, на это надеялись и об этом мечтали все…
За пологом шатра вновь вспыхнула словесная пря, потом Миклай узнал один из голосов. Он принадлежал его кравчему, барону Сигизмунду Хтору, с некоторых пор - ярому ненавистнику всего гардарского… Барона можно было понять, Миклай и сам с горечью вспоминал о тех временах вседозволенности при правлении брата, что была у гардар! Все, она ныне в прошлом! Все теперь будет по закону. И убивший нобиля гардар, при нем своей жизнью заплатит. Как и любой торингский нобиль!
– Что там?
– недовольно спросил император.
– Почему наш кравчий недоволен?
–
– заикаясь, покрасневший как рак, ответил капитан.
– Прикажешь впустить?
– Отчего ж нет?
– подумав, пожал плечами Миклай.
– Пусть входит. Он - мой кравчий!
Полог наконец был откинут, хотя, по мнению императора, входить в императорских шатер можно было и поосторожнее, затем внутрь вошли двое. Нет, трое… Гардар, кравчий Сигизмунд… и маленький мальчик на руках гардара. Повисший на руках у него, уткнувшийся лицом покрытую грязью кольчугу воина…
Гардар, пошатываясь, сделал несколько шагов но на середине пути вдруг сбился с шага, а по лицу его пробежала тревожная гримаса. И почти сразу же под шатром раздался дикий вопль:
– Попался!!!
Граф Репек Донн вывалился из общей массы свитских, страшный и смешной старик - длинный, тощий и лысый, пошел на гардара. Тот одним движением выхватил меч из ножен. Судя по насупленному лицу, графа Репека он знал. Вряд ли д о бро к нему относился…
Зазвенело сразу несколько добываемых из ножен клинков. Оскорбление, нанесенное безвестным, но без сомнения безродным гардаром вывело из равновесия еще нескольких нобилей. Обнажил свою тонкую парадную ландскнетту и сам граф Репек. Впрочем, его худая, старческая рука и пятьдесят три оставшихся позади года жизни делали очень сомнительными его шансы на успех и даже на равную борьбу…
– Ну-ка, вложите оружие в ножны!
– рявкнул Миклай, про которого все забыли.
– Гардар, иди сюда!
Гардар, в чертах лица которого император начал узнавать какие-то знакомые черты, неспешно подошел, по прежнему держа ребенка на сгибе левой руки. Мальчик лет одиннадцати не выглядел хрупким и легким, но не похоже было, что воин устал. Варвар с огромными мускулами… и без царя в голове!
– Здрав буди, государь Миклай!
– нейтрально поприветствовал императора гардар и тот вдруг вспомнил - сотник Мстислав, гвардеец… Тот самый, что убил сына кравчего и был волей Теодора помилован и лишь изгнан прочь из столицы.
– И ты здравствуй… пока, сотник Мстислав. Вернее, ты больше не сотник наш!
– Верно, государь!
– спокойно ответил Мстислав.
– Император Теодор изгнал меня из гвардии… за поединок. Он же поручил мне одно дело. Я исполнил его!
– Вот как?
– приподнял бровь Миклай, у которого вдруг заколохнуло сердце.
– Что же это за дело такое? Я не слышал про него!
Мстислав криво улыбнулся и положил мальчика на толстый, хоть и затоптанный сапогами ковер. Под ноги императору…
– Узнаешь братучадо?…
В шатре вдруг стало тихо. Даже Репек, которого держали чуть ли не вдесятером, даже барон Хтор затихли ошеломленно. Кому-то мальчишка, по возрасту вполне подходящий, и впрямь показался чем-то странно похож… Но лишь показался. Малыш был грязен, исхудал сильно… Конечно, трудно признать в нем того непоседу-глуздыря, который изводил весь императорский двор, демонстрируя не по годам живой и острый ум и характер истинного торвальдинга.
Миклай ощущал себя так, словно его как следует огрели булавой по голове. А шлем перед этим он одеть забыл. На миг сердце остановилось, дыхание сбилось… Он справился с потрясением лишь потому, что морально был уже готов к чему-то такому. Потому удивление быстро прошло, он опустился рядом с мальчиком, то ли бесчувственным, то ли спящим на одно колено, снял перчатку и голой рукой очистил лицо от грязи и запекшегося конского пота. Сомнений не было - исхудавший, измученный, возмужавший, перед ним лежал Отто, сын Теодора и наследник престола…
– Лекаря!
– раньше императора сообразив, что сейчас нужно мальчику, громыхнул стоявший за его спиной коннетабль Томас.
– Лучших лекарей, магов! Быстро, побери вас Белая Дева!
Гвардейцы и даже некоторые графы сорвались с места, словно за ними и впрямь сама смерть шла.
Миклай, на миг подумав, что если Отто выживет, его, Миклая, правление войдет в историю как самое короткое, еще несколько мгновений стоял на коленях, потом сотворил Святой Крест, а когда поднимался - все видели - шептал Символ Веры.
– Он -умер?!
– истерично вскричал кто-то из толпы нобилей.
– Молчать!
– рявкнул Миклай, бросив на него острый взгляд.
– Освальда сюда! И всем священника в лагере молиться за здравие! Законного наследника и будущего императора! А сейчас… Объясни-ка мне, гардар, откуда у тебя оказался наш наследник, так странно пропавший!
Мстислав открыл было рот, чтобы ответить, но тут граф Репек сбросил с себя державших его людей и, вмиг оказавшись подле Миклая, дико заорал:
– Мой император, дозволь мне сказать!
– Я не император более!
– резковато, еще сам не свыкшись с этой не самой радостной мыслью, ответил Миклай.
– Впрочем, говори!
– Государь, этот человек -вор и лжец! Он не один, с ним норлинг вместе идет, а еще - маг и базиликанец. Они разрушили корчму на моей земле, развалили замок, убили двенадцать моих дружинников… Обесчестили дочь, прелестную Лауру! Ей только четырнадцать исполнилось…
– Что ты врешь!… -прорычал Мстислав.
– Когда это кто твою Лауру трогал?!
– Значит, остальное ты признаешь?
– едко спросил Репек.
– И убийство, и разрушения? И то, что суду законному не подчинился, здание суда разорив и против людей, в зале сидящих подлую магию применив?!
– А ты признаешь, что Императорскую Печатку узрев, подчиниться ее отказался?!
– перешел в наступление Мстислав.
– Это - тоже преступление!
– У тебя -Императорская Печатка?
– искренне изумился, услышав это, Миклай.
– Ну, тогда все проще! Покажи ее мне, и ты - обелен за все преступления и проступки, совершенные тобой во время квеста!
Мстислав мрачно покосился назад, где у самого входа, отделенные на всякий случай недремлющей охраной, стояли Равен и Эдрик.
– Была!
– тихо сказал он.
– Я… потерял ее. Когда вырывался из замка Донн! Ну, вернее, из того, что от него осталось!