Времени нет
Шрифт:
— Выведите фотографию на экран, — попросил Эдем невидимого ему мужчину за проектором.
Музыканты с удивлением уставились на жизнерадостного мужчину с рюкзаком за плечами, фотография которого сменила афишу концерта.
— Его зовут Олег Фростов, — сказал Эдем.
Годы работы юристом научили его, что мерзавцы всегда боятся гласности. Эдем пытался сделать дело Фростова публичным, но кто его раньше слушал? Какой журналист захотел бы часами или днями изучать историю Фростова, при этом зная, что она не слишком заинтересует читателей или зрителей? Но теперь — другое
— Его зовут Олег Фростов, — повторил Эдем. — Бухгалтер строительной компании братьев Билевичей. Фото сделано в мае прошлого года. Прекрасное время — один из последних дней, когда Олег был счастлив. А потом Фростов нашел на работе мошенническую схему. К несчастью, он был слишком принципиальным мужчиной, чтобы молчать. Знаете, к чему это приводит в нашем мире? Мошенничество, которое обнаружил Олег, на него и столкнули. Дело было шито белыми нитями, но разве доказательная база имеет значение для нашего правосудия, если в игру вступают деньги? Наша Фемида иначе. В одной руке у нее чаша с деньгами, в другой — индульгенция, а повязку на глазах она превратила в подвязку стриптизерши. И наша Фемида приговорила Олега к шести годам.
Больше никто не выходил из зала. Фотографы снова щелкали аппаратами. Журналисты осатанело избивали по клавишам ноутбуков или со смартфонами в руках запускали прямые эфиры на свои страницы в соцсетях. Юноша с блокнотом очарованно наблюдал за историей, живым свидетелем которой был сам.
— Ко мне обратились юристы, попросили помощи, — Эдем мастерски смешивал правду с необходимой ложью. — На их пресс-конференцию в свое время пришли только трое ваших коллег. Проблема только тогда перестает быть частной, сказали мне, когда становится проблемой публичного лица. Они меня убедили.
Эдем встал. Его тень легла на изображение Фростова.
— Честный человек — не всегда крепкий боец, но он и не должен быть таким. Этот честный человек вчера сломался, отчаялся — и сделал отчаянную глупость. Вчера Олег Фростов покончил с собой.
Стучали клавиши, в углу зала чуть слышно гудел кондиционер.
— Мы не смогли его защитить. И теперь мы должны защитить его честное имя.
Эдем стукнул папкой. Это вывело собравшихся из оцепенения. Операторы защелкали кабелями от камер, чтобы успеть первыми схватить у Крепкого эксклюзивный комментарий. Журналисты устроили многоголосие дополнительных вопросов.
— Что это, к черту, значит? — если остальные музыканты были растеряны, то бас-гитарист справа от Мицного — разъяренным.
— Вся информация и необходимые контакты в папке. А мне, к сожалению, пора бежать, — в последний раз ошарашил журналистов Крепкий. Он кивнул Инари и быстро вышел из зала. Эдем сделал то, что должен сделать, и совсем не собирался тратить еще пол часа на объяснения и комментарии.
Застучали каблуки. Инара догнала его у лифта.
— Вы сегодня Эверетт и Линкольн в одном лице: две минуты пожара после двух часов тления.
— Ну что вы. Я вспомнил, что рядом продают легендарную киевскую лепешку — и решил, что пора уже заканчивать. Остро захотелось вспомнить ее вкус.
Дверца лифта остановила
— Он был вашим другом? — спросила Инара.
— Я не знаю, — ответил Эдем.
Но он знал. Фростов не был рядовым клиентом, но и другом он не стал. Волей судьбы — из-за очевидной фальсификации обвинения, из-за возмутительной несправедливости, из-за своей невероятной беззащитности, но главным образом из-за диагноза, поставленного Эдему, — Фростов оказался важнейшим клиентом в его карьере. Следом, который он мог оставить в профессии. Судьбой, которую можно было спасти.
Это был поступок, я не ожидал, — вдруг сказал мужчина, стоявший спиной к ним. — Я планировал сегодня тоже сказать пару слов, но знаешь: что было — это было. Люди меняются.
Он снял бейсболку и вернулся в Эдем.
Тарас, бывший басист «Времени нет», о котором Эдем вспоминал сегодня утром, обнаружив в ящике Крепкого белый платок. Друг, готовый заслонить от шара. Человек, которого Крепкий не видел много лет.
— Ты можешь сегодня со спокойной душой идти на свою передачу, — продолжил Тарас. — Скандала не будет. Мы все меняемся.
Хлопнула дверца лифта. Тарас снова скрылся под бейсболкой. Эдем пытался извлечь из памяти Крепкого нужное воспоминание, чтобы понять, о чем идет речь, но завяз в тумане — словно Крепкий умышленно пытался забыть эту часть своего прошлого.
— Просто знай это, — сказал Тарас напоследок и направился к выходу.
Инара с любопытством следила за реакцией Эдема.
— Я же сказала — две минуты пожара, — она коснулась плеча Эдема, направляя его к заднему выходу. — Перепечкой предлагаю перекусить чуть позже. Кажется, вы неплохо позавтракали. А моя машина припаркована во внутреннем дворе.
2.6
Была злая ирония в том, чтобы оказаться в «ауде», за которым Эдем гонялся по Киеву. Оранжевый отсвет в салоне — вот что досталось ему вчера. А кроме него — безразличный взгляд в лифте, который теперь казался сбоем в матрице, нереальным событием или событием, которое неправильно поняли.
Паштет позвонил, когда они свернули на Владимирскую, иначе и быть не могло. Первым порывом Эдема было выключить телефон и избежать выговора, но потом он решил, что скандала не будет — у Паштета был другой взгляд на жизнь.
— На главу администрации не рассчитываю — по Хомке и шапка. Мне хватает поста управделами, — Паштет был в хорошем настроении.
— Ты о чем? — удивился Эдем.
— Оставь! Мне должен был сказать первому. Но я не обижаюсь. Я понимаю, есть вещи, которые иногда можно раскрыть чужим, но трудно признаться в них близким. Например, что ты плачешь в кино, или решился на ипотеку в валюте, или у тебя ребенок от женщины, которой ты не любишь, или… что ты хочешь идти в политику и стать президентом. Хорошая мечта — ведь у других получалось. И я тебя в этом стремлении поддерживаю и рассчитываю на пост управляющего делами. Интересно, там нужно проходить конкурс или хватит твоего указа?