Времени нет
Шрифт:
Инара взяла свернутое у перила одеяло и покрыла им ноги Эдема.
— У него всегда мерзнут ноги.
— Раньше мерзли. Уже давно он ходит по квартире босяка.
Ему вдруг показалось, что если Инара уберет одеяло и прикоснется к стопам, без сознания тело пронзит ток, оно выгнется и проснется. И прощай тогда все соглашение с джином…
— Только близкие друзья могут знать такие подробности.
Это замечание было, собственно, вопросом, но теперь настал Эдемов черед не отвечать. Он взял прислоненную к постели палку — это позволило на мгновение оказаться рядом с Инарой, вдохнуть
— Что с ним случилось? — спросила она.
— А вы не знали, когда решили его навестить?
— Это получилось случайно. Я ждала в коридоре мальчика, которого привела на переливание крови, а дверь была приоткрыта.
Она, конечно же, говорила об Оресте по прозвищу Зуб.
— Нет никаких доказательств, что переливание может затормозить поражение Митча, — Эдем жмурился от солнечных лучей. Он присел на свободную кровать, чтобы укрыться в тени.
Инара вздрогнула.
— Не так многие знают о существовании такой болезни. Обнаружили у кого-нибудь из ваших близких?
Эдем кивнул на неподвижное тело. Инара поняла не сразу. Пальцы, сжимавшие спинку кровати, побелели.
— Какая у него стадия?
— Врачи считают, что последняя.
— Не может быть, — еле слышно сказала Инара. — Я видела его позавчера, и он выглядел…
«Здорового», — наверное, хотела закончить она, но вовремя вскочила, потому что поняла, как бы это наивно прозвучало.
Вот как! Итак, она узнала Эдема! Его снова затошнило — на этот раз от воспоминания: вот Инара скользит по нему быстрым взглядом, вот он выходит из лифта, как алкоголик на автопилоте, вот дверь захлопывается — и только потом он вращается. А впоследствии, после бутылки виски, он стоит у зеркала с пистолетом у виска, на искру его жизни наброшено лоскутное одеяло, и один из лоскутов — эта встреча через пятнадцать лет в лифте.
— Увидела и была поражена, — продолжила Инара с отсутствующим взглядом (в ее воспоминаниях, видимо, свергла та же сцена, только зритель был другой). — Не смогла ничего произнести. И не бросилась вслед. Знаете, это глупое мнение: что я ему скажу?
— Иногда хватает сказать «Здравствуй!»
Цифры на электрокардиографе горели зелёным. Зеленые лабиринты, из которых всегда найдется выход.
— Бывает прошлое как салют: вспоминаешь о нем разве тогда, когда увидишь салют куда хуже, — сказала Инара. — А бывает — как фотография три на четыре во внутреннем кармане кошелька: ты не вытаскиваешь ее, иногда неделями не вспоминаешь о ней, но незримо она всегда с тобой.
Они помолчали. Эдем знал, что так и не сможет задать вопрос, торчавший гвоздем в его сердце.
— Мне пора, — Инара убрала одеяло с ног мужчины, который любил ходить босяка. Так и не коснувшись Эдема, шагнула четыре шага к двери, а затем повернулась. — Скажите, мне важно знать, мне очень важно знать… — Она смутилась, подбирая слова. — Эдем смог добиться в жизни того, чего хотел?
Вот так, сама того не зная, Инара ответила на непоставленный вопрос. Ответ этот был простой и тяжелый, как грузовик с углем. Вот почему пятнадцать лет назад она не оставила их ребенка: она была уверена, что Эдема ждало большое будущее и не хотела ставить преграды на его пути.
Но на самом деле это не было загадкой для
Эдем неотрывно следил, как розовая вода в набалдашнике его трость ломает солнечные лучи. Принесенная Инарой жертва не могла быть тщетной.
— Смог, — голос Эдема немного дрожал, но она не заметила или сделала вид, что не заметила.
Инара выпрямила плечи, и по ее платью побежали цветные волны. Не сказав больше ни слова, она вышла из палаты.
Эдем поставил палку у изголовья кровати — ему тоже нужно было идти. Он поправил проволоку, торчавшую из-под простыни, но тоже не решился коснуться тела. Засунул под кровать тапочки, чтобы на них не наступила медсестра.
Возможно, не такое уж нелепое это тело, подумал он.
В коридоре Эдем столкнулся с Артуром: тот изучал перед входом во вторую палату историю болезни пациента. Врач уставился на бизнесмена, но Эдему было уже все равно.
3.6
Зато выполнил поручение босса и уже успел вернуться и, как нередко случалось с ним в моменты, когда его профессиональные навыки не были нужны, дремал на переднем сиденье.
Как только Эдем потянул на себя дверцу машины, телохранитель проснулся и мгновенно собрался.
— Акции братьев Белевичей упали еще на пол пункта, — Иванка одной рукой продолжала печатать на ноутбуке, а другой пододвинула поближе свой рюкзак, хотя места хватало.
Водитель завел машину, ожидая указаний по маршруту.
— В центр, — велел Эдем, и всем в салоне стало понятно, что он настроен помолчать. Угадывая мысли босса, Затойчи потянулся выключить радио, но Эдем остановил его коротким: «Пусть играет».
Играет море зеленое,
Тихий день вверх.
Дорогими для меня
Стали склоны Днепра.
Эдем опустил окно. Ему хотелось ощущать Киев.
Они ехали мимо кирпичных пятиэтажек с приклеенными абиде кондиционерами и балконами разных форм и красок. Мимо побелены тополя, словно флиртовавшие на ветру своими высокими верхушками с облаками. Мимо продавцов овощей и фруктов на перекрестках, вокруг которых фонтанировали ароматы апельсинов, яблок и свежей зелени. Мимо военных в повседневной форме, которые шли свободным шагом. Мимо собранных дворниками желтых лиственных костей, в которые хотелось упасть, раскинув руки.
Эдем не смог добиться в жизни того, чего хотел… а чего он хотел? Профессионального признания, больших денег, положения в обществе, возможности изменить мир? А может быть, просто счастье?
Почему так? И планировал заранее. И старался в полную силу. И врагов серьезных не нажил. Возможно, если бы не болезнь, которая скоро опустит алый шлагбаум на этом пути, что-то ему удалось?
Они выехали на шестиполосную трассу. Дома здесь были выше, а краски более насыщенными. Билборды бросали вызов хорошему вкусу призывами избрать правильного президента, примитивной социальной рекламой и просто своим существованием.