Время бусово
Шрифт:
— Удачи тебе, племянничек! Ровной, как скатерка, дороги и пони-мания собеседников. Пусть Сварог бережет тебя от всех невзгод и на-пастей! А еще между делом невесту себе приищи, какую-нибудь княж-ну, — посоветовала она, лукаво поведя глазами. — Сколько же можно в бобылях ходить. Так бирюк бирюком и век свой окончить недолго. А теперь, — уже серьезно, как-то очень уж по-взрослому, сказала она, — наклонись, поцелую на счастье. Говорят, что девичий поцелуй лучше любого оберега действует. Потому, что он чистый.
Сказала и зарделась, как маков цвет. Ведь вокруг люди. Хоть и родные. Не пристало девушке такое мужчине говорить, не пристало целоваться при всех. Люди всякое подумать могут… Знала, но все равно сказала и поцеловала. Истая славянка. Видать, в мать, в княгиню Ладу-ню не только ликом и станом, но и душой пошла. Та в девичестве отча-янной была: на коне скакала, из лука стреляла, мечом не хуже парня владела. Умеет и Лебедь на коня борза вскочить и, словно ветер, про-нестись по степи. И лук со стрелами ей не в диковинку: стреляет не ху-же любого отрока. Знает, как с мечом или с сулицей обращаться. Ведь с братьями возрастала, у них училась, от них набиралась. А еще и от сво-его племянника Бояна. Те за лук, и она за лук, те за меч и щит, и она за меч и щит, те на коня, и она на коня вскочить спешит. А к тому же дядьки, что братьев обучали воинскому искусству, и ей внимание уде-ляли, ибо исстари повелось, что славянская женщина должна знать во-инскую премудрость, должна при нужде плечо о плечо рядом с братья-ми и мужьями встать, свой род защитить.
Боян наклонился, и Лебедь своими нежными устами запечатлела на его щеке хоть и короткий, но горячий поцелуй.
— И ты береги себя, тетушка, — улыбнулся ей ласково Боян, трогая уздечкой коня, и сам стал как маков цвет от теткиного поцелуя.
Отец и дядя Злат, сказав напутственные слова, ушли — некогда бы-ло заниматься длинными проводами, дела ждали. И только Лебедь все еще стояла возле крепостных ворот, провожая его взглядом и легким помахиванием руки.
Отряд Бояна двигался вдоль берега Северского Донца, с ходу пре-одолевая мелкие речонки, проскакивая по наведенным, благодаря ста-раниям отца, мостам более крупные, останавливаясь на краткий отдых в придорожных селениях и огнищах. При этом использовали краткую передышку не только для смены заводных коней, но и для оповещения местных огнищан о надвигающейся беде и о необходимости собираться в общеславянскую рать.
— Где сбор-то? — Мрачнели мужи, вглядываясь в одетых в брони всадников. — Под чьи стяги становиться?
— Общий сбор в Кияре Антском, — указывали место сбора ратников Боян или Сколот. — Однако в дружины можно сбиваться и ранее, на-пример, в Белой Веже: князь Бус все равно через этот град будет рати вести. Можно и до Голуни двигаться, там также сборный пункт будет…
— Понятно, — коротко отвечали мужи, угрюмо поглядывая на свои незамысловатые избенки, где хранились бесхитростные воинские при-пасы: меч ли, топор ли, тяжелое копье или тугой лук с парой дюжин стрел — и где кучами по земляному полу ползали голозадые ребятишки, отбиваясь пухлыми ручонками от назойливых мух, русоволосые, глаза-стые и прожорливые, как галчата. Теперь все тяготы и заботы по их поднятию на ноги возлягут на плечи женщин и стариков.
Конники Бояна скакали далее по чуть приметной среди трав и кус-тарников дороге-тропинке, а вслед им несся протяжный и по-волчьи тоскливый женский вой. Русь поднималась на борьбу.
Было лето, и несколько раз конников во время их пути прихваты-вал дождь. Небо моментально заволакивало тяжелыми тучами, отчего становилось темно и сумрачно, как в душах самих русичей. Если это случалось в лесу, то останавливались под раскидистыми деревьями, чтобы передохнуть и зря не мокнуть, и при этом молили Перуна не за-шибить их ненароком огненной стрелой-молнией… Если же случалось в чистой степи, то продолжали скакать далее, не обращая внимания ни на струи дождя, ни на ветер. Дождь не град, ни людей, ни коней не посе-чет. Но тучи уходили, дождь оканчивался, и небо становилось таким же чистым, как и прежде. Вновь щебетали птицы, радуясь солнышку и теп-лу; жужжали пчелы и шмели, перелетая с цветка на цветок, беспечно стрекотали в траве кузнечики. Жизнь, несмотря ни на что, продолжа-лась.
— Смотри, княжич, — указал батожком плети в небо Сколот, — Свар-га, небесная гладь прояснилась, солнышко вновь сияет. Хороший знак: сам Сварог говорит, что все беды пройдут, и над Русью вновь будет чистое и солнечное небо.
— Возможно, оно и так, — соглашался Боян. — Однако смотрю, ты, сотник, никак песенником-сказителем на склоне лет становишься. Вон как заворачиваешь словами! У меня кусок хлеба желаешь отобрать?!!
— А это, княжич, с кем поведешься, от того и наберешься, — отшу-тился Сколот, не переставая думать, как его встретит родной город. Шутка ли — столько лет не бывал в родных краях…
«Теперь, поди, — вкрадывались мысли, — и в живых не то что кров-ных родственников, но и просто знакомых давно уже нет. Вот, разве что Ярун, курский сотник, еще жив…»
Сколот, как мы знаем, был единственным сыном в семье, не имел ни братьев, ни сестер, ни дядек, ни теток и теперь переживал за резуль-тат порученной им князем Русколани Бусом миссии, но делиться свои-ми подозрениями ни с кем не желал: «Зачем раньше сроку тревожить людей…» И откуда ему было знать, что Ярун уже не сотник, а курский воевода, правая и грозная рука князя Севко. В сотниках и десятниках ходили уже младшие братья Яруна, сыновья старого охотника Бродича и его супруги Купалы, изрядно постаревших, поседевших, но все еще радующихся на белый свет.
В Курске, куда Боян прискакал со своими конниками, уже знали о нашествии готов на Киев и даже о том, что готов вел король Германа-рех.
— Быть сечам лютым, — сокрушался курский князь Севко, угощая посланцев Буса, действуя по поговорке: война — войной, а обед по рас-порядку.
— В прошлую осень, на праздник Световида посвященный ему, Световиду, белый конь споткнулся при ритуальном перешагивании че-рез одно из копий, сбил шаг, сменил ногу, — рассказывал, сетуя, он. — Тогда наш главный жрец Свир чуть духу не лишился. И народ заволно-вался… Но время шло — ничего не случалось. Воспрянули немного, за-бывать то предзнаменование стали. Думали, что обойдется. Даже объ-яснение тому факту подвели: мол, сами в поход не идем, значит, все и обойдется… Ан, нет! Не обошлось. Хоть и в следующее лето, но случи-лось. Да вы не стесняйтесь, — не забывал он угощать русколанцев, — ешьте, ешьте. Словами сыт не будешь…
— Это верно, — солидно согласился с курским князем Сколот, пере-став уминать за обе щеки кусок мяса. — Хотя нашего княжича, — скосил он лукаво глаза на Бояна, — хлебом не корми, водой не пои — дай слова-ми позабавиться. Любит, грешным делом, сказки сказывать, песни сла-гать. Книжник! — Протянул он уважительно, а Боян между тем от по-хвалы зарумянился, как девица.
— Книжник — это хорошо, — отозвался на слова сотника Сколота князь Севко. У нас, беда, книг нет… Есть немного отдельных свитков, по которым грамоте жрец Свир детишек наших обучает. А книг, чего греха таить, нет… Зато песенников, дудочников разных, гусляров име-ем, — усмехнулся он. — Можно было и пригласить их, да считаю, не ко времени сия забава. Верно, княжич?
Курский князь не красовался и не привирал: в его граде и окрест-ностях града было достаточно людей, умевших песни петь и былины с небылицами сказывать, на гусельках звончатых струны перебирать, в рожки, сопелки дудеть.
— Верно, князь, — со смущенной улыбкой на лице от похвалы Ско-лота ответил Боян.
На этом разговор о песенниках-сказителях оборвался и перешел, как и должно было быть, в русло ратных забот и переговоров.
В княжеской горнице за столом кроме русколанских посланцев и самого князя еще находились его сыновья Доброгнев и Яромысл, воево-да Ярун, живший с князем по соседству, в таком же двухъярусном дворце, построенным еще прежним воеводой, покойным Хватом, отцом Сколота, и еще несколько ближних родственников и бояр. Новый вое-вода Ярун был приглашен князем Севко не случайно. Во-первых, он воевода, а, значит, должен быть в курсе всех вопросов, связанных с во-инской тугой. Во-вторых, Ярун побывал два десятка лет тому назад в Русколани, видел князя Буса и его ратников — поэтому сам Сварог тре-бует его участия в переговорах. В-третьих, Ярун и прибывший с княжи-чем Бояном его дядька и сотник Сколот-Сокол лично знакомы — им не-обходимо не только повидаться друг с другом, но и просто поговорить, вспомнив былое. Княгини не было. То ли не пожелала сама присутство-вать при мужском разговоре, то ли князь Севко о том ее попросил.