Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
— Эдит, милая моя, — сказал Джо.
Он поцеловал ее в губы, в глаза и снова в губы.
— Милый мой, мы не должны сейчас этого делать, — сказала она.
— Не должны, — сказал он. — Но теперь вы знаете, что я вас люблю.
— Да, — сказала она. — И я вас люблю. Я ведь именно это и имела в виду, когда призналась, что тосковала по вас. Джо, я тосковала всей своей душой. Вы единственный мужчина, который может сделать меня счастливой — одним своим присутствием. А сейчас вам следует уйти. Пожалуйста, милый мой.
— Хорошо, самая моя любимая, — сказал он. — Я знаю, что пора уходить.
— Я не пойду проводить вас до двери. Я просто здесь
Джо поднялся.
— До завтрашнего вечера, моя самая любимая?
— До завтрашнего вечера, — ответила она.
На следующий день они встретили друг друга улыбками, и, присев рядом с Эдит, Джо достал из бархатной коробочки перстень с бриллиантом.
— Я хочу кое-что вам показать, — сказал он.
— О…
— Это, разумеется, перстень. Но я хочу показать вам коробку. Посмотрите на нее.
— «Бейли, Бэнкс и Биддл», — прочитала Эдит.
— Вы догадываетесь, что это значит?
— Я надеюсь, что вы хотите сделать мне предложение.
— Но название «Бейли» вам ничего не говорит?
— Я, наверное, не особенно проницательна.
— Самая моя любимая, вы же знаете, что я в последнее время не ездил в Филадельфию. Теперь вы понимаете?
— У вас уже был этот перстень?
— Вот именно, дорогая моя. Я купил его несколько недель назад — с надеждой.
— Я жду, мой дорогой, и думаю, что вы уже знаете мой ответ.
— Эдит, вы выйдете за меня замуж?
— О, мой милый, конечно, я выйду за вас замуж.
Она откинула назад голову, и он ее поцеловал.
— Померьте его, — попросил он.
— Сидит как влитой, прямо как влитой. И какой он красивый, какой чудный бриллиант. Изумительный. У меня для вас тоже есть подарок.
— Вы знали, что я сделаю вам предложение?
— Надеялась. Я жила надеждой. Конечно, все эти месяцы я надеялась, что мы влюбимся друг в друга, и мы влюбились. А когда мы влюбились… Я сегодня ходила за покупками.
Эдит встала, подошла к письменному столу и достала из него маленький сверток.
— Разверните его.
Джо развернул сверток и вынул из него булавку для галстука с лунным камнем.
— Эдит, какая красота!
— Вам нравится?
— Она изумительна. Вы заметили, что у меня больше нет булавки?
— Да, вы потеряли ту, что вам вручили на выпускной церемонии.
— Можете мне ее надеть?
— Конечно, милый. Я так рада, что она вам понравилась.
— Понравилась?! Да я буду хранить ее до конца своей жизни.
— А я свой перстень. Какой счастливый вечер, правда, Джо?
— Да, милая, — сказал он, и Эдит надела ему булавку.
— Почему вы хмуритесь? — спросил Джо.
— Хмурюсь? Я не знала, что это заметно. Я просто вспомнила о своей операции. Интересно, когда мы сможем пожениться? Мне не нравится, когда люди обручатся, а после этого тянут со свадьбой. А вам?
— Я никогда не был обручен, — сказал Джо.
— Но, Джо, я говорю серьезно.
— Прости, моя милая.
— Я об этом еще не думала, но теперь мы должны подумать, правда?
— Конечно, — сказал он.
— Эта сторона супружества… для меня полная загадка.
— Я знаю, милая.
— Вам придется… Я должна буду всему научиться от вас. Мужчины всегда в этом разбираются, правда же?
— Конечно же, мы разберемся.
— Может, мне поговорить с Билли Инглишем? Но он лишь немногим нас старше. Я не возражала, чтобы он меня оперировал, но это совсем другое дело. Однако это… Думаешь, мне лучше пойти к этому новому доктору — женщине? Доктору Келлемс?
— Если для
— Лучше все же вдаваться в подробности. Это сильно облегчит мое положение. Прежде чем мы объявим о нашей помолвке, повидайся с ним и расспроси его.
— Билл — джентльмен, но он еще и врач, и он, наверное, сталкивается с подобными ситуациями каждый день. К нему ходят все наши приятели.
— Это правда, — сказала она. — О, милый, я так счастлива.
— И я тоже, — сказал Джо.
— Миссис Джозеф Бенджамин Чапин, — произнесла она.
— Мистер и миссис Джозеф Бенджамин Чапин, — сказал он.
— Правильно, — подтвердила она.
В 1909 году в Гиббсвилле только немногие точно знали истинные размеры состояния богатых семей Гиббсвилля. Семья, чье состояние равнялось восьмистам тысячам долларов, прекрасно существовала, тратя ничуть не больше, чем семья, чье состояние равнялось двумстам тысячам долларов. Для самых почтенных семей Гиббсвилля было делом гордости и чести вести обеспеченный образ жизни, не выставляя напоказ размеры своего богатства. В городе было несколько семей, в честь которых назвали шахты, пивоваренные заводы и фабрики мясных изделий, и эти семьи жили в роскоши. Они были владельцами первых автомобилей. Они нанимали множество слуг. У них были летние дома в отдаленных курортных районах, и они возглавляли благотворительные списки церквей и филантропических организаций. Их богатство было всем известно, и они открыто им наслаждались. Но за их спинами, в тени этих всем известных богачей, стояли люди весьма обеспеченные, владевшие крупными состояниями и незаметно правившие городом.
Семья Бенджамина Чапина была одной из таких семей. Они жили по средствам, покупали только самое лучшее и приобретали вещи на долгое пользование. Они заказывали самое дорогое мясо, но внимательно просматривали присланный товар и счета от мясника и могли задержать плату по счету из-за одной недостающей бараньей отбивной. В их доме царила умиротворенность: в нем было все необходимое, и ничего не менялось и не добавлялось, если только этой перемены или этого добавления не требовалось для улучшения чего-то долгосрочного и постоянного. Освещение в доме первоначально было газовое, и когда решено было поменять его на электрическое, то светильники в доме не выбросили, а превратили в электрические. Каждую комнату на Северной Фредерик раз в неделю тщательно убирали. Если что-то ломалось и требовало ремонта, то эту вещь немедленно — пока еще было возможно — приводили в порядок, шла ли речь о порванном ремешке вожжей или о треснувшем кирпиче дорожки. Причем работа доверялась только искусным мастерам. В доме Чапинов мебель, резные деревянные украшения, столовое серебро, изделия из латуни — все служило долгие годы, и все всегда было на своих местах, потому что место каждого предмета тщательно выбиралось с самого начала. Члены семьи Бенджамина Чапина имели свой собственный вкус и свое собственное представление о качестве вещей, и в этих вопросах никогда не шли на компромиссы. Шагая по жизни с такого рода принципами, они про себя считали — не вслух, а про себя, но весьма твердо, — что вещи, которыми они владеют, хороши уже потому, что они ими владеют, и что хороши они для всех, а для некоторых даже слишком хороши.