Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
Эдит увидела его и слегка приподняла руку.
— Здравствуйте, Джо, — сказала она.
— Эдит, как я рад снова вас видеть. — Он взял ее ладонь в свою и тут же опустил снова на покрывало.
— Это мисс Мак-Иленни, моя дневная медсестра, — сказал Эдит.
— Добрый день, — поздоровалась медсестра.
— Ваши цветы такие славные. Вот они — видите их? Узнаете?
— Я рад, что они вам нравятся, — сказал Джо.
— Очень мило, что вы пришли.
— Мило? О, Эдит, я пытался к вам попасть с первого дня, что вы здесь. Как вы себя чувствуете?
—
— Билл Инглиш сказал мне, что вы замечательная пациентка.
— Неужели? Не думаю, что мисс Мак-Иленни с ним согласится.
— Еще как соглашусь. Вы чудно себя ведете и никогда не ноете, — сказала медсестра.
— Боюсь, что не могу рассказать вам ничего нового. Почти все эти дни был в суде. Все про вас спрашивают, а я сам всех расспрашиваю, чтобы хоть что-то о вас узнать.
— Все ко мне так добры, особенно здесь, в больнице. Они все для меня делают — все-все. Ко мне никогда не проявляли столько внимания, столько доброты. И все-таки я с радостью вернусь домой.
— Вы знаете, когда это произойдет?
— Думаю, через неделю. Правда, мисс Мак-Иленни?
— Мы на это надеемся.
— И мисс Мак-Иленни поедет вместе со мной. Можно мне рассказать о поясе?
— Конечно. Если это его не смутит, рассказывайте.
— Вы знаете, что после операции аппендицита нужно носить этот огромный пояс? — спросила Эдит.
— Да, я просто забыл об этом.
— Его сошьют по моим меркам, и все равно по крайней мере год я не смогу ездить верхом и играть в теннис. Ужасно, правда?
— О нет. Год — это совсем не долго, — сказал Джо Чапин.
— Пожалуй, что и так. И мне нельзя громко смеяться.
— Отлично; значит, будем говорить только на серьезные темы.
— О, Джо, вы милейший человек.
— Правда, Эдит?
— Правда.
— Так, — сказала мисс Мак-Иленни, доставая из кармана часы. — Если мистер Чапин хочет прийти еще, ему не следует сейчас задерживаться.
— Тогда я ухожу немедленно, потому что хочу прийти еще, и очень скоро. Можно мне?
— О, я надеюсь, вы придете, — сказала Эдит.
Она протянула ему руку, и он взял ее в свою.
— До свидания, дорогая Эдит.
— Приходите скорее.
— Благодарю вас, мисс Мак-Иленни, — сказал он и вышел, сопровождаемый медсестрой.
— Вы для нее столько сделали, — сказала она уже в коридоре.
— Неужели?
— И я об этом скажу доктору Инглишу. Вы ей подняли настроение, а это не менее важно, чем лекарство.
— Спасибо, огромное вам спасибо. Она такая жалкая, такая слабая.
— Мы едва ее не потеряли. А она такая приятная молодая девушка. Если она ваша невеста, вам повезло. Уж я видела всяких, и знаю, что к чему. И доктору Инглишу обязательно про вас доложу. До свидания.
— До свидания. И благодарю вас, — сказал Джо Чапин.
При первой же возможности он поехал в Филадельфию, в фирменный магазин «Бейли, Бэнкс и Биддл», и там приобрел перстень с бриллиантом. Джо хранил перстень в ящике
— Знаете, чего мне больше всего не хватало, когда я была в больнице? — спросила она.
— Чего же?
— Наших вечеров.
— Я надеялся, что вы это скажете.
— До того как вы пришли меня навестить, примерно за неделю до этого, врачи как-то вечером вызвали моих родных. Они были уверены, что я не… переживу эту ночь. Может, я нечаянно что-то услышала или нечто похожее, но я знала, что состояние мое серьезное. И это был единственный случай, когда я расплакалась. Я не плакала из-за боли или чего-то в этом роде, но когда подумала, что у нас с вами никогда больше не будет наших славных бесед, мне стало так грустно, что я расплакалась, а мне это вовсе не свойственно.
— О, Эдит.
— И тогда я решила, что если все-таки поправлюсь, то обязательно расскажу вам, как важны для меня эти вечера. Но когда вы пришли ко мне, у меня сидела мисс Мак-Иленни и я была такая слабая… Я смутилась. Но теперь, Джо, я могу сказать вам об этом. Наши вечера значат для меня больше, чем что бы то ни было.
— И для меня, Эдит, тоже. Как я уже говорил вам, я бродил словно в каком-то тумане. Моя жизнь без вас стала ничтожной, и я сердился и в то же время чувствовал себя таким никчемным, оттого что не мог ничего поделать. Я плохо спал и почти ничего не ел, и в конце концов Артур это заметил и посоветовал мне попросить отсрочки слушания дела, которым я занимался, и я на это согласился. И мои коллеги тоже согласились, с необычайной доброжелательностью. Знаете, Артур замечательный друг, и он отлично меня понимает.
— Я знаю, — сказала Эдит. — Очень жаль, что я не могла принять его в больнице, но мне хотелось сохранить силы для встреч с вами.
— О, Эдит, он это понял.
— Я уверена, что понял, — сказала Эдит. — Но сейчас, когда я пусть и медленно, но все же поправляюсь, я не хочу, чтобы вы думали, будто должны по-прежнему видеться только со мной, и больше ни с кем.
— Я не хочу видеть никого другого… Вы имеете в виду других девушек?
— Да. Наша дружба…
— Эдит, это больше чем дружба. И вы уже должны были об этом догадаться.
— Должна? Вы, Джо, забываете, что я не смогу ни ездить верхом, ни играть в теннис, ни купаться в «Потоке» еще очень долгое время, и я не хочу, чтобы вы думали, будто наша дружба, или уж не знаю, как вы это называете, дает мне право на ваше безраздельное внимание.
— Эдит, вы же не думаете, что верховая езда и теннис так безумно важны для меня. Мне, дорогая, важно быть с вами.
— И мне это важно. О, Джо, мне, наверное, не следует этого говорить, но в больнице я по вас иногда тосковала.