Время демографических перемен. Избранные статьи

Вишневский Анатолий Григорьевич

Однако не вся критика этой теории находится на столь низком уровне, и нельзя всякий раз отметать эту критику с порога. Теории парадигмального уровня, к числу которых относится и теория демографического перехода, представляют ценнейшее достояние науки, однако это не значит, что они неприкасаемы. Если накапливается достаточно фактов, которые противоречат теории, то она требует пересмотра, сколь бы влиятельна ни была. Поэтому, коль скоро появляются оспаривающие теорию аргументы, опирающиеся на факты, они должны быть рассмотрены.

В настоящей статье рассматриваются аргументы критиков теории демографического перехода, ставящие под сомнение ее универсальность на том основании, что в современном мире сохраняются значительные межстрановые или межрегиональные различия демографических показателей. В этих различиях некоторые авторы усматривают опровержение теории демографического перехода, трактуют их как признаки «бифуркации» траекторий развития, дивергенции, противоречащей представлениям о конвергентном развитии в процессе перехода, и т. п. В наблюдаемых различиях они видят признаки методологической

несостоятельности или устарелости самой ТДП, ограниченности свойственного ей номотетического (обобщающего) подхода. Отсюда требования дополнить его идеографическим подходом, позволяющим учесть особенности традиций, культуры, исторически сложившихся институциональных форм и т. п. [22]

22

Винер Н. Кибернетика и общество. М., 1958. С. 23, 26.

По мнению ряда исследователей, наблюдаемые сегодня различия в уровне рождаемости постиндустриальных стран настолько велики, что дают основания говорить о параллельном сосуществовании в этих странах двух альтернативных режимов воспроизводства населения, причем такая трактовка объявляется более современной, противостоящей «более ранней» безальтернативной картине будущего у сторонников теории демографического перехода [23] . Теория перехода ставится под сомнение и потому, что «не объясняет сильные колебания рождаемости, особенно их восходящие фазы, как послевоенный бэби-бум. А может, проще рассматривать динамику рождаемости как циклический процесс?» [24] . «Циклическая» концепция (предложенная американским экономистом Ричардом Истерлином), хотя статистически пока не подтверждена («окончательный вердикт… пока еще не вынесен»), «действительно имеет преимущества перед конкурирующими теориями, так как объясняет не только статические корреляции, но и динамику процесса» [25] . Не удивительно, что на фоне подобной критики появляются призывы к переносу центра тяжести на изучение локальных факторов, конкретных детерминант различных циклов и т. п., в конечном счете, к «замене теорий демографического перехода, конечная точка которого предполагается известной и общей для всех регионов мира, теорией демографических изменений, направление которых может варьироваться во времени и пространстве» [26] .

23

Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К., Энгельс Ф. Цит. соч. Т. 3. С. 4.

24

Антонов А. И., Сорокин С. А. Судьба семьи в России XXI века. М., 2000. С. 127.

25

«Процесс, благодаря которому мы, живые существа, оказываем сопротивление общему потоку упадка и разрушения, называется гомеостазисом» (Винер Н. Цит. соч. С. 103).

26

Вишневский А. Г. Демографическая революция. М., 1976. С. 168.

Такая замена – это шаг вперед или шаг назад?

Теория демографического перехода возникла как обобщение эмпирических наблюдений, фиксировавших огромное разнообразие демографических процессов, их казавшуюся бесконечной дифференциацию. Всегда существовали и привлекали внимание исследователей различия в демографических показателях между странами, внутри стран, между группами и слоями населения в зависимости от их благосостояния, культурной традиции, религиозной принадлежности, географических и климатических условий и т. д.

Попытки объяснения этих различий предпринимались давно, но долгое время не шли дальше довольно поверхностных констатаций. Скажем, исследователи добросовестно пытались объяснить различия в рождаемости в странах Европы, изучая связь уровня рождаемости с географической широтой, высотой над уровнем моря, плотностью населения и т. п. [27] Подобные попытки не приносили ничего, кроме разочарований. «Имеются в некоторых государствах специальные исследования, поставившие себе целью выяснить зависимость рождаемости от географических особенностей при наличности одинаковых других условий. Но результаты этих исследований друг другу противоречат, и главное, предполагаемой одинаковости прочих условий в действительности не существует» [28] .

27

Вишневский А. Г. Демографическая политика и демографический оптимум // Демограф. политика / под ред. В. Стешенко и В. Пискунова. М., 1974. С. 79.

28

Антонов А. И., Сорокин С. А. Цит. соч. С. 34.

Вот еще один пример рассуждения конца XIX в. «Некоторые авторы открыли грубое географическое распределение, именно: высшая рождаемость на востоке Европы (Россия и Венгрия); более низкая в центральной (Австрия, Пруссия, Германия

и Италия); еще более низкая в северной (Великобритания, Норвегия и Швеция). Ирландия и Франция, по-видимому, представляют исключение. Очевидно, однако, что это распределение очень грубое, и общие социальные условия, вероятно, имеют больше влияния, чем климат или географическое положение. Влияние расы также, по-видимому, пересиливается влиянием общего социального состояния… Огромная рождаемость в России и восточных провинциях Пруссии указывает, по-видимому, на большую плодовитость славянской расы. Но, по всей вероятности, и здесь действует социальное состояние, а не раса. Мы не можем указать разницу между германской или тевтонской и романской или латинской расами. Из представителей тевтонской Германия имеет высокую, Скандинавия и Англия – низкую рождаемость. Из представителей романской Италия имеет высокую рождаемость, Франция – низкую» [29] .

29

Майо Смит Р. Статистика и социология. М., 1901. С. 77–78.

В конечном счете, исследователям так и не удалось найти объяснения внутриевропейских демографических различий. По-видимому, дело было не в несовершенстве исследовательских процедур, а в общей недооценке естественной вариативности любых процессов, всегда испытывающих влияние случайных факторов, обусловливающих часть вариации, не объясняемую ключевыми причинами.

Научный прорыв был совершен не тогда, когда исследователям удалось объяснить естественную вариативность демографических процессов – это так и не было сделано. Ставшая таким прорывом теория демографического перехода появилась тогда, когда историческое развитие отодвинуло естественную «географическую» вариативность на задний план, породив новые, более важные различия, вытекающие из небывалых исторических изменений в самом ходе демографических процессов.

Считается, что первым, кто обратил внимание на эти новые различия, был американский демограф Уоррен Томпсон. Он впервые сформулировал идею о том, что за наблюдавшимися изменениями и географическими различиями демографических показателей стоят не просто очередные временные колебания, каких было много в прошлом, не просто привычная неодинаковость поведения городских и сельских жителей и т. п. Он так же, как несколько позднее француз Адольф Ландри, первым заговорил о разных типах демографического поведения, о глубоких качественных различиях между ними, возникающих вследствие эпохальных исторических перемен и делающих количественные различия демографических характеристик между этими типами гораздо более значительными и важными, чем соответствующие различия внутри них [30] .

30

Thompson W.S. Population // The American J. of Sociology. 1929. Vol. 34. No. 6; Landry A. La revolution demographique. P.: Recueil Sirey, 1934.

Томпсон в 1929 г. выделил три группы стран с разными типами воспроизводства населения:

• группа А – низкий естественный прирост населения вследствие низкой или снижающейся рождаемости при достаточно низком уровне смертности;

• группа В – высокий естественный прирост населения вследствие быстрого снижения смертности при медленном снижении рождаемости;

• группа С – естественный прирост населения испытывает колебания при отсутствии контроля рождаемости и смертности.

Возможно, Томпсон еще не отдавал себе ясного отчета в исторической природе описанной им типологии, а в каком-то смысле она была продолжением поисков «географических» оснований демографических различий. У него не было идеи перехода из одной группы стран в другую вследствие исторического развития. Его предсказания, оказавшиеся ошибочными, исходили из того, что рост населения разных стран будет определяться не внутренними законами развития демографической системы, а внешними по отношению к ней обстоятельствами, в частности, способностью стран быстро увеличивать объем средств существования. Он говорил, например, что различия в средствах существования лежат в основе различий в темпах роста населения таких стран, как Индия, Япония и Россия, причем не сомневался, что наименьшие перспективы роста населения у Индии, поскольку наименьшими были ее шансы обеспечить увеличение средств существования, более значительны они у Японии и особенно велики у России, «как благодаря наличию новых земель, пригодных для заселения, так и благодаря возможностям промышленного развития» [31] .

31

Landry A. La revolution demographique. P. 971.

Адольф Ландри тоже выделил три типа воспроизводства населения (примитивный, промежуточный и современный) и предполагал переход от промежуточного к современному типу. Само название его книги, вышедшей в 1934 г. – «Демографическая революция», – свидетельствовало об осознании каких-то фундаментальных перемен. В этом Ландри даже опередил Томпсона: о появлении исторически нового «демографического режима» говорилось уже в его статье, опубликованной в 1909 г. [32]

32

Idem. Les trois theories principales de la population. Scientia, 1909.