Время и относительность
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что Сьюзен – космическая принцесса?
– Нет, конечно нет. Не будь ребёнком, Джиллиан.
Джон взял стул и сел за наш столик. Он сложил руки на груди.
– Я хочу сказать, что она шпионка, – заявил он. – Этот дедушка, которого никто никогда не видел, это её контакт. Она использует нас, чтобы вернуться к нему. Жертвуя по пути людьми. Заметь, с ней ничего не случилось. Она никого не потеряла.
– Я очень сожалею о твоём отце, Джон, – сказала я. – Правда, очень. И о Долли, и... о тех людях, обо всех. Но дедушка может изменить...
Джон пристально на меня смотрел.
– Ей четырнадцать лет, Марсианин, –
– Только в книгах Энида Блайтона, – сказал Зак.
– Ты читаешь Энида Блайтона? – ахнула Джиллиан.
– Своей младшей сестре, перед сном.
– Это всё очень мило, – сказал Джон, кивая на меня, – но обратите внимание, что она ничего не отрицает.
Между мной и остальными словно стена возникла. Прозрачная, но непроницаемая. Джон не сводил с меня взгляда. Зак и Джиллиан переглянулись, они оба задумались.
– Не говорите так, словно меня тут нет, – сказала я. Мой голос было еле слышно.
– Зачем вы расстраиваете Сьюзен? – спросил Малколм. Он подошёл ко мне и взял меня за руку. – Она мой друг.
Стена исчезла. Я снова плакала, обнимая Малколма.
– Она что-то знает, – тихо сказал Джон. – Знает.
– Я понимаю, что у тебя сегодня плохой день, Джон, – примирительно сказала Джиллиан. – Но не надо вымещать это на Сьюзен.
– Плохой день?!Я видел, как убивали моего отца! Когда он тебя спасал!
Этим он словно пощёчину ей отвесил. Джиллиан никогда не забудет эти слова.
– Именно то, что я искал, – сказал Зак. Позади бара он нашёл связку ключей. – Хорошо, что они заперли дверь изнутри.
Он начал подбирать ключ к замку.
– Они заперлись не просто так, – предупредила его Джиллиан. – Осторожнее.
Ключ повернулся. Зак снял замок и распутал цепь, удерживавшую двери. Он снова начал подбирать ключи, теперь уже к замку в дверях. Третий ключ подошёл.
Джон, Джиллиан, и я стояли треугольником, каждый из нас смотрел на двух других. До Холода мы были друзьями.
– Джон прав, – сказала я. – Я не отсюда. Я не шпионка и не принцесса, но я не отсюда.
Зак открыл дверь. За ней выше его головы стояла белая стена, над которой пробивалось немного дневного света.
– Поверьте мне, Джон, Джиллиан. Пожалуйста.
Зак ударил по снежной стене цепью. Стена была как железная.
Впервые за последние часы я почувствовала спокойствие. Я почувствовала присутствие дедушки, не в голове, а где-то недалеко от нас.
– Эта чёртова стена не поддаётся, – сказал Зак, пиная стену ногой.
– Дай, я попробую, – сказала я.
Я взяла за руку Малколма и пошла к выходу. При моём приближении снег таял и отступал, словно открывались двери.
Зак присвистнул. Джон хотел что-то сказать, но Джиллиан на него шикнула.
Я не знала, почему ледяное сознание пропускало меня. Но я знала, что оно пропустит. Дедушка не позволил бы Холоду причинить мне вред.
Мы снова оказались на улице, на Тоттерс Лэйн.
– Это тут твой дедушка живёт? – спросил Зак.
– Да, на свалке, – сказала я.
– А что там происходит?
Я посмотрела. Снежный нанос, который мы обошли, был преградой для ветра, из-за него на Тоттерс Лэйн метель должна была быть слабее, чем на Хай Стрит. В реальности же там был снежный торнадо, воронка которого указывала на свалку
– Похоже, мы явились туда, куда надо, – сказал Зак. – Что бы ни происходило, оно начинается отсюда.
– Осторожнее, – сказал Джон. – Берегись её.
Позже...
Я подвела их к Будке.
– Не думаю, что звонок легавым нам сильно поможет, Сьюз, – сказал Зак.
Из двери во двор выходил пучок кабелей. Во дворе был грот из живого льда, из прозрачных ветвей, похожих на листья пальмы или щупальца анемон; белые, бирюзовые, голубые.
Дедушка, одетый в меха, как татарский хан, сидел на раскладном стуле возле странного аппарата. Это была сложная машина из примотанных друг к другу найденных на свалке деталей, основанием которой служил ярмарочный орган. Многие детали были выдраны из выброшенных холодильников, которыми так любили пугать в школьных кинолентах, посвящённых технике безопасности. Как и все дедушкины «изобретения», эта машина состояла из деталей, удерживаемых вместе верёвочками и скотчем, без единой мысли о том, как это выглядит. Орган был украшен херувимами, из-под старой краски на них проглядывала синяя грунтовка, пухлые ручки и ножки были увешаны сосульками. Как правило, его изобретения работали, и это было самое лучшее, что можно было о них сказать. Конкретно эта машина явно что-то делала: она создавала светящийся синим шар, в который упирался хвост торнадо.
– Это твой дедушка? – спросила Джиллиан.
Я кивнула.
Дедушка что-то напевал себе под нос, нажимал кнопки, двигал рычаги, сверялся с приборами.
– Что он делает? – спросил Джон.
Хороший вопрос.
Позже...
– Всё очень просто, детка, – сказал дедушка. – Этот Холод был тут первый. Он проснулся после долгого сна и обнаружил, что его родная планета занята какими-то выскочками. Не удивительно, что он тут же взялся действовать. Жизнь принимает разные формы; в данном случае она активна во льду, но спит в воде. Поразительно. Уникально. Я ещё не определил, полностью ли его анимус заключён в H20, или же это бестелесная энергия, которая может придавать замёрзшей воде форму. Много тысяч лет назад, во время первого Великого Ледникового Периода, Холод был доминирующей формой жизни на Земле. Один из первых экспериментов Эволюции с разумом. И в высшей степени успешный, смею заметить. С ним у меня была самая интересная дискуссия с тех пор, как мы застряли в этом болоте.
– Холодные рыцари не из космоса? – спросил Джон.
– Боже мой, нет. С чего вы взяли?
– И не из России?
– Оно наверняка было в спячке в Сибири. Возможно, его разбудили те советские эксперименты по заморозке. Связанные с заморозкой их космонавтов на время долгих космических путешествий. Или же с хранением населения под землёй после ядерной войны до тех пор, пока страна снова не станет обитаемой. В чём был смысл проекта «Новосибирск», не совсем понятно. И то глубокое бурение на Аляске тоже могло разбудить спавшего. А может быть, Холод просто когда-то предвидел наступление тепла, того явления, которое позволило развиться разумным млекопитающим, и поставил, так сказать, геологический будильник. Как бы там ни было, Холод вернулся, он разминает свой ум и хочет снова жить тут. Его можно понять.