Время истинной ночи

Фридман Селия С.

— Могу я задать один вопрос? — вдруг спросила Хессет. Выговаривая слова как-то пугливо, словно сама эта просьба могла обидеть его.

— Разумеется. — Он повернулся к ней, одной рукой держась за поручни. Удивленный, но вовсе не раздосадованный неожиданной просьбой. Она и вообще редко разговаривала с людьми, а еще реже обращалась к кому-нибудь за любого рода помощью; врожденная враждебность к людям все еще жила в ее крови. — Конечно, Хессет. Спрашивай о чем угодно!

— Мне интересно… — И вновь она замешкалась, словно будучи не в силах подыскать надлежащие слова. — Не знаю, как это выразить…

— Чем проще, тем лучше.

Она задумалась. Затем неторопливо кивнула.

— Что ж, ладно. Объясни мне вот что. Вашу Церковь. Вашу веру. Ты говоришь

о ней так, как будто это настоящая религия, но это же не совсем верно, не правда ли? Я изучала человеческие религии — и думаю, что понимаю их, — но ваша от них отличается. Когда вы с Таррантом сошлись… Иногда это больше походило на сражение, чем на веру. Я никогда не видела ничего похожего. Так в чем же дело?

— Сначала расскажи мне, как Понимаешь другие религии, а потом уж я постараюсь ответить на первый вопрос.

Ее глаза, черные даже во тьме, сузились; какое-то время она размышляла.

— Люди привыкли верить, будто они являются центром вселенной. Некоторые религии говорят об этом в открытую. Вам необходимо управлять собственной судьбой, некоторые религии прямо заявляют об этом, по меньшей мере теоретически. Вам нужно добиться от мира неких вполне определенных вещей и поэтому вы изобрели богов, которые должны доставить вам эти вещи. Вы боитесь смерти — и боги поэтому должны заботиться о вашей жизни после смерти. Ну и так далее.

— А что, ракхи не испытывают подобных потребностей?

— Ракхи это ракхи, — невозмутимо ответила красти. — Мы очень отличаемся от вас. Как мне это объяснить? Наша раса представляет собой лишь малую часть очень сложного мира, мы ощущаем свое истинное место в этом мире — и принимаем его. Мы рассматриваем эту планету как живой дышащий организм и считаем себя одной из его частей. Мы понимаем, что означают для нас рождение и смерть, и это понимание вполне нас устраивает. Как мне это объяснить? Многие из этих вещей вообще не имеют понятийного обозначения, потому что у нас никогда не возникало потребности описывать их. Мир существует. В нем есть ракхи. И этого для нас достаточно.

— Люди всю жизнь борются за то, чтобы смотреть на вещи подобным образом, — заметил Дэмьен. — И мало кому это удается.

— Это я понимаю. Когда я устаю ненавидеть людей из-за их разрушительной агрессивности и не удивляюсь их глупости, я их иногда жалею. Именно об этом и говорят человеческие религии?

— Отчасти.

— А ваша?

— Тоже отчасти. — Он переступил с ноги на ногу, пристраиваясь поудобнее. — А как вы воспринимаете Фэа?

— Как часть всего. Как воздух, которым дышим. Как мне выделить себя из общего мира, чтобы ответить надлежащим образом?

— Я хочу сказать, как вы воспринимаете Фэа в ее воздействии на человека?

Губы ракханки скривились в презрительной усмешке.

— Ваш мозг находится в хаотически неупорядоченном состоянии. Поэтому в хаотически неупорядоченное состояние приходит и Фэа, когда эта сила взаимодействует с вами. Верно?

— Чертовски близко к истине, — пробормотал он. — Но послушай! Представим себе, что какое-то племя ракхов живет в краю, где не хватает воды, где и самих ракхов, и их скакунов постоянно мучает жажда, где даже траве крайне необходим дождь, чтобы она не засохла… что происходит тогда?

Хессет пожала плечами:

— Понятно, идет дождь. Но почему происходит именно так? Потому что все живое испытывает некую потребность, и эта потребность воздействует на Фэа, а тогда Фэа изменяет теорию вероятности, и дождь, вопреки этой теории, начинает идти… Следишь за моей мыслью?

Она кивнула.

— Ну, а теперь подумай о том, как функционирует человеческий мозг. Три различных уровня, мириады клеток, каждая из которых на свой лад разумна, если в данном случае уместно вести речь о разуме, — причем в одних заключен интеллект, в других только чутье, а в третьих — способности столь абстрактного свойства, что у нас нет слов, чтобы описать эти свойства. И все это взаимосвязано таким образом, что одна-единственная мысль, одна-единственная потребность

может иметь своим результатом, тысячи реакций. В краю наступила засуха? Одна часть томится от жажды. Другая желает, чтобы поскорей пошел дождь. Третья боится, что он никогда не пойдет. Четвертая полагает, что раз уж смерти от жажды все равно не избежать, то надо постараться извлечь из оставшихся часов и дней максимум удовольствия. Пятая злится на природу за засуху и переносит свою злобу на других. Шестая превращает испытываемый ею страх в насилие, надеясь на то, что, начав вызывать страх у других, она перестанет бояться сама. Седьмая ликует из-за того, что вместе с нею гибнут ее враги, восьмая полагает, будто смерть от обезвоживания является карой за некое прегрешение перед природой, подлинное или мнимое. И все это одновременно происходит в голове у одного-единственного человека. Ничего удивительного в том, что твои соплеменники воспринимают это как хаос. Есть лишь одно средство, способное вывести человека из этого хаоса и заставить его смириться с тем, кем и чем он на самом деле является. Это то самое понимание, которое тебе и твоим соплеменникам-ракхам даровано по праву рождения.

Таким образом Фэа воздействует не только на вас, но и на нас. Но оно не распознает соупорядоченность всех этих уровней, а всего лишь хватается за ближайший и реагирует на него соответствующим образом. По крайней мере, мы воспринимаем происходящее именно так. У некоторых людей или, вернее, применительно к некоторым людям — эта реакция приобретает предугадываемые очертания, и они всегда могут контролировать ее сами или, наоборот, никогда не могут контролировать ее сами; у одних людей Фэа реагирует лишь на страхи, у других — на надежды, у третьих — на проявления ненависти… но применительно к подавляющему большинству людей Фэа ведет себя совершенно непредсказуемо.

Нам известно, что большинство религиозных образов являются в той или иной мере фантазиями. Так из ста с лишним богов и пророков, явившихся людям в первые двадцать лет после Высадки, едва ли не все оказались всего лишь иллюзиями: им не хватало собственной вещественности и совершенно отсутствовала собственная мощь. Они были лишь отражением человеческой потребности в божественном покровительстве, и не более того. Но по мере того, как одно поколение за другим вкладывало в них свои надежды и страхи, религиозные образы сами по себе начали набирать силу. Силу — и власть. Они и впрямь начали принимать вид, поначалу всего лишь приписываемый им, они стали верить в собственное существование. Нам известно, что кое-кто из колонистов верует в богорожденного мессию, который сойдет на землю и спасет их. В результате появились около двадцати лжемессий — и каждый новый был куда убедительней своего непосредственного предшественника. И каждый из них — порождение Фэа, которое слепо осуществляло все, чего мы больше всего хотим, или все, чего мы сильнее всего боимся. И разумеется, все эти порождения Фэа питаются нами — тем или иным образом. Вот почему даже самые невинные из них несут столь чудовищную опасность.

Настало время, называемое Темными Веками, когда миром правили страх и насилие. К счастью, и тогда нашлись немногочисленные люди, мужчины и женщины, сохранившие достаточную ясность восприятия для того, чтобы осознать: что-то должно быть сделано… что-то, способное переплавить человеческое воображение таким образом, чтобы оно перестало быть злейшим врагом самого человека. Именно тогда и зародилось Возрождение, представляющее собой эксперимент по внедрению традиционных ценностей планеты Земля в жесткие социальные структуры нового здешнего общества. Этот эксперимент увенчался умеренным успехом. Была основана Святая Церковь. Оказавшаяся поначалу лишь малозаметным духовным движением, едва замечаемым окружающими. Святая Церковь учила, что Бог планеты Земля является единственным существом божественного порядка, достойным религиозного почитания. Ибо концепция Единого Бога настолько всеобъемлюща и всемогуща, что воспроизвести ее повторно не по силам и Фэа планеты Эрна.