Время истинной ночи
Шрифт:
Медленно и богобоязненно он приближался к кафедральному собору города Мерсия.
Он ожидал увидеть у ворот стража. Однако такового не обнаружилось. Дэмьен предположил, что в храме издалека заметили его приближение и, опознав в нем по одежде священника, предпочли скромно удалиться. За что он был только благодарен. Сейчас ему было бы трудно говорить с кем бы то ни было, кроме Единого Бога, к которому ему не терпелось обратиться. Кроме Бога, присутствие которого ощутимо проистекает из стен этого здания, подобно живой эссенции, завлекая в свой поток и самого Дэмьена.
С молитвой на устах и с колотящимся сердцем он открыл тяжелые врата и вошел в храм.
Святилище
Дэмьен медленно прошел по центральному нефу в глубь собора, прислушиваясь к звуку собственных шагов в здешней тишине. Вера обволакивала его, как вечерний туман, долгие столетия истинной, не ведающей и тени сомнения веры наложили свой отпечаток на каменные плиты, по которым он сейчас ступал, на высящийся перед ним алтарь, на сам воздух, которым он дышал. Земное Фэа: человеком прирученная, несложная в обращении с нею сила. Она грезилась ему, даже когда он не понимал, что это такое. А теперь он это узнал. Теперь он это понял. Дэмьен вытянул руку, зная, что земное Фэа обовьет ее живым теплом, подобно пламени. Необходимость в Видении отпала, достаточно было одной веры.
Молча он опустился на колени на мягкий плюшевый ковер, подобрав под себя полы рясы. В его глазах все еще сверкал недавний фейерверк, искры вырывались из глаз и гасли, упав на великий алтарь города Мерсия. И какими ничтожными казались ему сейчас все эти ухищрения пиротехников по сравнению с триумфом веры, благодаря которому сами ухищрения только и стали возможными! «И здесь понимают это, — подумал он. — Может, простой народ и не понимает, а вожди понимают. Они это знают».
Затрепетав, он преклонил чело. И попытался прочитать вслух молитву, голосом, идущим из таких глубин души, что на мгновение дар речи и вовсе отказал ему. Какое-то время он только и делал, что окунал свою надежду, радость и любовь к Церкви в бескрайний резервуар истинной веры, объявший его здесь.
И лишь потом пришли слова:
— Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты даровал мне этот день. Даровал эту радость. Благодарю Тебя за то, что дозволил мне вкусить красоту человеческого духа, являющуюся истинной сутью нашей веры. Благодарю за то, что Ты даровал мне мгновение, в которое меня перестали волновать человеческая алчность, неуверенность и злоба, за то, что мечту, каковою и является наша вера, явил Ты мне во всем ее устрашающем великолепии. Помоги же мне навсегда сохранить в сердце это мгновение, дабы черпать из него силу во дни испытаний, дабы черпать из него силу во дни сомнений. Помоги мне стать орудием, с помощью которого и другим открылось бы то, что открылось мне сейчас, орудием, с помощью которого можно будет создать достойное будущее. Самым святым из твоих имен заклинаю тебя, Бог Земли и Эрны. Самым святым из твоих имен и во веки веков.
Слезы
— Странно, но в своей радости я ощущаю себя чудовищно одиноким. Священники у меня на родине отдают жизни за видения такой степени совершенства, но они знают, что при их жизни эти видения ни за что не станут явью. Здешние жители получают воздаяние на свое единство, но как им осознать подлинную цену этому, если им не с чем сравнивать это великолепие. Лишь переходя из одного мира в другой, видишь пограничную линию между ними и хрупкость равновесия, необходимого для того, чтобы эта линия не стерлась. Помоги мне сохранить это восхитительное видение, о Господи. Помоги мне послужить роду человеческому еще усердней из-за того, что я его обрел.
У него за спиной послышался какой-то шорох. Дэмьен даже не сразу расслышал его, погруженный в свою молитву. Как будто он воспарил в иной мир, как будто завис где-то между этой планетой и чем-то, не поддающимся человеческому определению. И увидел нечто столь прекрасное и мучительное одновременно, что не осмеливался ни поглядеть прямо, ни отвести глаза, а поэтому и повернуться на звук не мог.
— Отец?
Просторы бесконечности выпустили из своей хватки его душу и осторожно вернули ее на Эрну. Священник медленно, не без труда, поднялся на ноги, потом обернулся; его глаза, привыкшие к тьме, без усилий узнали человека, который только что к нему обратился.
— Капитан Рошка, — прошептал он. Не слишком удивленный. Но в значительно большей мере сконфуженный.
Рошка медленно приблизился к нему, переходя из темных участков зала в залитые цветным светом, а затем вновь во тьму. Здесь, в храме, освещение как бы пульсировало.
— Я не хотел помешать вам, отец. Если я не вовремя…
— Отнюдь, — кое-как выдавил из себя Дэмьен. Лицо у капитана было натянутое, словно тот изо всех сил старался скрыть охватившее его смятение. («Но лучше не заговаривать об этом прямо, — подумал Дэмьен. — Лучше пусть сам расскажет о том, что его мучает, и когда сам сочтет это нужным».) — А как вы меня нашли?
— Я следовал за вами из парка. Надеюсь, это вас не обидит. Мне показалось… то есть я почувствовал… Одним словом, мне захотелось поговорить с вами…
— Вот он, я здесь, — улыбнулся Дэмьен.
— Когда я увидел… я хочу сказать… У нас ведь такого не умеют, правда? — Капитан уже подошел поближе: достаточно близко, чтобы Дэмьен увидел, как он мучается, не умея найти нужные слова. — Фейерверк, я про него.
— Нет. — Дэмьен на мгновение закрыл глаза, припоминая. Ослепительный блеск. Радость. — Возможно, священники и умеют кое-что в этом роде, умеют имитировать что-то такое… но нет, не это. Не в таких масштабах.
— Вы говорили мне об этом на борту, — напомнил капитан. — О том, что если вашему Богу начнет поклоняться достаточное количество людей, то мир изменится. Не только в вопросах веры, как вы подчеркнули, или в каких-то там религиозных ритуалах, — изменится весь образ жизни, который мы ведем. Я вас по-настоящему не понял. Тогда не понял. Зато сейчас… — Он обескураженно посмотрел на разноцветное витражное окно. — Здесь я повидал вещи, на какие, так мне казалось, никакой бог не способен. И знаете, что меня достало по-настоящему? Что эти сукины дети относятся ко всему так, словно все само собой разумеется! Для них это всего лишь очередное веселое представление, еще одна выстрелившая пушка или еще один чертов пароход… Они даже не подозревают, отец, о том, как им повезло. Вы тоже это почувствовали? Или я просто схожу с ума?