Время любить
Шрифт:
— Бекхан! — надломленным голосом позвал Кошкин. — Бекхан! Я не знаю из какого ада ты опять выбрался, но ты все равно проиграл! Ты можешь возвращаться сколько угодно! Ты и такие, как ты! Любовь сильнее! Понимаешь, сильнее! Спроси у своего брата, если успеешь…
И, прежде чем Бекхан осознал тщетность своей мести, прежде чем он проклял всё и вся на свете и даже сами небеса, Кошкин и Варя исчезли, чтобы вновь очутиться за праздничным столом и услышать одобрительную фразу Василия Даниловича: «дело молодое».
* * *
Кошкин подошел к Дорохову и, стараясь сохранить внешнюю невозмутимость,
Юлия ускорила шаг. Она увидела в багажном отделении красной, как и ее платье, «лады» то, что последнее время очень часто приходилось видеть по телевизору.
Алейхан задержал дыхание. «Пусть это будет мой последний выстрел», — молился он, стараясь не смотреть в горящие ненавистью глаза брата. «Может, он передумает? Главное — не упустить момент, когда он достанет пульт…» Бекхан, между тем, тяжелым, неторопливым шагом двигался прямо на ствол брата. Походка неандертальца, сказал бы антрополог. Откуда антропологу знать, как ходят в горах люди, чьи плечи оттягивает оружие и амуниция. Бекхан подходил все ближе…
Дорохов буквально вырвал из рук Алейхана драгуновскую винтовку с насечками на прикладе.
— Опоздаешь, — прошипел он.
И действительно, Бекхан вдруг резко, но картинно выбросил вверх руку, и в ладони сверкнул пульт дистанционного управления целой связкой фугасных бомб, под которой просели рессоры легкового автомобиля.
— Стреляйте! — в этот раз на долю секунды раньше выкрикнула в сторону собровца Юля, и тому не надо было повторять два раза.
Пуля Дорохова встретилась с его пулей в мертвом от ненависти сердце Бекхана. От неожиданности он выронил детонатор, и тот разлетелся на части. Прежде чем рухнуть на землю, Бекхан стекленеющим взглядом полным разочарования и удивления различил поднявшиеся фигуры Алейхана и Дорохова. День продолжался…
— Почему это всегда приходится делать мне? — спросил у кого-то Василий Данилович.
— Ты мог промахнуться, майор, нельзя стрелять после бега.
— Я — нет! А тебе не пришлось стрелять в брата, — ответил Дорохов и, брезгливо бросив винтовку на траву, направился в сторону кафе.
Где-то в стороне истошно кричала девушка в красном платье. Собровец по рации вызывал подмогу. Лысый испуганно выскочил из машины и опрометью бросился к двери КПП. Из рук его выпал никем не замеченный пульт от телевизора “Toshiba”, что секундой позже попал под взвизгнувшее колесо такой же, как сам он, иностранной машины…
А Кошкин с Варей на крыльце смотрели на молодцеватого Дорохова с нескрываемым умилением. Василия Даниловича от такой растроганности внутренне сплющило. И он выкрикнул полагающийся русскому майору защитный сарказм.
— Ну что смотрите на меня, как Леня Голубков на акцию эм-эм-эм! Я на свадьбе, а не на боевом задании. Моя бабушка по этому поводу… — И осекся, вспомнил: — Ой, ё! Моя бабушка выходила замуж в августе тысяча девятьсот четырнадцатого!.. Ладно, надо успеть выпить, пока менты не приехали, — и скрылся за дверью, откуда еще минуту назад испуганно выглядывала официантка Нина.
Кошкин и Варя остались на крыльце.
— Я хочу сделать тебе подарок, — прошептал на ухо невесте Кошкин.
Та настороженно посмотрела на его руки.
— Что это? — Варя удивленно разглядывала блеск драгоценных камней.
— Диадема
— Что? Копия?
— Обижаешь, — притворно скуксился Сергей Павлович, — оригинал.
— Ты?!..
— Я больше не буду… Зато никто не сможет подарить своей невесте такой подарок.
ЭПИЛОГ
«Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность.
Это не выдумка, но — наиболее яркая и самая подлинная действительность.
Это — совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола.»
Страниц тридцать, а, может, пятьдесят назад, читатель с досадой предполагал, что вот де — сейчас по накатанному — автор избавится от несуществующей машины времени, следуя принятым в таком жанре штампам. Мол, не время еще для такого изобретения, человечество не готово и т. д. и т. п. Оставит читателя в недоумении, а главных героев в патовом положении. Подберет подходящий постмодернистский хеппи-энд, с полагающейся ложкой дегтя, и поминай, как звали главного героя.
Возможно, некоторых читателей я разочарую. Дураков в России не так уж много. Просто они либо на виду, либо у власти, что равнозначно. Многие ли из нас, обладая машиной времени, добровольно ее изничтожат, зароют, прекратят ею пользоваться? Ау?! Задумались читатели. «А что бы я действительно сделал, будь у меня машина времени?» И тут уж планов громадьё! Многих потянет на благородные поступки. Этакая игра в маленького бога. Предотвращение мировых катастроф, войн, локальных конфликтов. Но, как показывает описанная выше практика, остановить даже единственную пулю весьма проблематично, а подобный опыт грозит непредсказуемыми последствиями. Есть путь более простой, но самый надежный — не стрелять! Да кто бы услышал!.. Из Каких Уст не слышали «не убий!»?
Но я не о том. Хотя — с какой стороны посмотреть? Я, как всегда, о любви, о времени, о времени без любви и любви без времени. Хочется добавить нечто свое к фундаментальным исследованиям физиков, философов, естествоиспытателей. Они представляют себе время и пространство единой субстанцией. И это верно, но — для двухмерного мира. Я смею предположить, что мир трехмерен, причем третья составляющая является основополагающей. Сделайте ваш мир трехмерным. Добавьте туда любовь.
Наивно получилось… Зато фундаментально. Сразу оговорюсь, в этой книге не высказано ни одной сколько-нибудь научной гипотезы. Только правда, выверенная практикой.
Да! Если вдруг вы увидели, как на ваших глазах посреди улицы исчезла влюбленная пара, не удивляйтесь. В Городе влюбленных ворота не закрываются никогда (ибо никогда по своей категоричности граничит с понятием всегда, а, стало быть, с той самой вечностью). Кто знает, может, и вы сподобитесь там побывать.
Когда я последний раз встречался с Сергеем Павловичем, он читал лекции в университете. Его конек — опровержение теории относительности и развитие теории фундаментальных взаимодействий. Похвалившись смышленой дочкой Леной, он жаловался, что, кроме физики, мог бы читать историю в университете не хуже докторов наук.