Время лживой луны
Шрифт:
– А что ж это ваш муж ночами на болоте пропадает?
– Да, как обычно, дела.
– Дела?
– Работа.
– А по хозяйству?..
– Дома я и сама справляюсь.
На столе появилось блюдо с рассыпчатой отварной картошкой, присыпанной мелко нарезанным лучком и укропчиком. С пылу с жару, а не в остывающей печи подогретая. Два больших куска желтого масла, положенные сверху, медленно плавятся и стекают янтарными потоками. Рядом – тарелка с нарезанной селедочкой. Дальше – блюдо с запеченной курицей, разломленной надвое и спрыснутой
– Это она все мужу на ужин приготовила? – шепотом спросил Муратов у Стецука.
– Ну, может, традиция у них такая…
Стецуку было не до разговоров – он уже жадно шарил взглядом по столу, не оценивая, а словно пробуя каждое блюдо на взгляд.
– Что за традиция? – не отставал Муратов.
– Жрать каждый вечер до отвала… Или гостей к себе приглашать.
Анжелика положила на стол вилки, и Стецук первым схватил одну из них.
– Да откуда я знаю! Что ты пристал?
– А дети у вас есть? – спросила хозяйку Тарья.
– Дети? – кистью руки Анжелика картинно откинула красиво упавшую на лоб прядь темных волос. – Ну, мы пока об этом не думали…
– То есть предохраняетесь?
– Тарья, – процедил сквозь зубы Портной, посчитавший последний вопрос слишком уж интимным. И даже попытался ткнуть ее локтем в бок. Понятное дело, безрезультатно.
– Конечно, – ничуть не смутилась Анжелика.
– А презервативы вам Валерка-вертолетчик привозит? – продолжала гнуть свою линию Тарья.
– Да-а, – еще шире улыбнулась Анжелика.
– В обмен на синенькие грибочки?
– В этом году был хороший урожай, – Анжелика нырнула за ситцевую занавеску и вернулась с тарелкой нарезанного большими, в два пальца толщиной, ломтями теплого домашнего хлеба.
Макарычев не понимал, к чему клонит Тарья, но чувствовал, что завела она этот разговор неспроста. А потому и не перебивал.
– А какой маркой презервативов вы пользуетесь?
– Простите? – непонимающе наклонила голову к плечу Анжелика.
– Я про марку презервативов спрашиваю. Какие вам ваш курьер привозит?
– Не знаю, – безразлично качнула головой Анжелика. – Все необходимое Антип сам заказывает.
– Меню к ужину тоже муж составляет?
– Конечно.
– А вы сами что больше всего любите?
– Мне все равно.
Распахнулась дверь, и в комнату, весело улыбаясь, вбежал Антип. Телогрейку он скинул, и теперь на нем была гимнастерка образца сорок пятого года. А странный меховой колпак так и остался на голове.
– На-ка! Примерь! – Антип кинул Дробинину пару новеньких хромовых сапог. – Для себя берег. Но для хорошего человека не жалко.
– Да нет, спасибо, не надо, – принялся отказываться донельзя смущенный таким вниманием к своей босой ноге Игоряша.
– Надевай, тебе говорят! – шутливо притопнул ногой Антип. – Ишь ты! Собрался босиком по болоту шастать!
Игоряша размотал полотенце
– Ну, как?
– Точно впору! – топнул каблуком по полу довольный Игоряша.
– Ну и ладно, – подхватив стоявший у стены табурет, Антип присел к столу. – Ну а чего ж не угощаетесь? Давайте, служивые, давайте! Не стесняйтесь! Еда вся своя, домашняя, вкусная…
Подавая остальным пример, Антип положил себе в тарелку картошки, пару антрекотов и приправил все это сверху селедочкой.
Гостей тоже упрашивать долго не пришлось. Все быстро расхватали тарелки с вилками и пустили их в дело. Одна только Тарья сидела, сложив перед собой руки и недовольно поджав губы. Она, даже если бы и захотела, не смогла бы изобразить процесс потребления пищи.
– Вот только спиртного у нас нет, – Антип насадил антрекот на вилку и зубами оторвал от мяса кусок. – Не полагается нам спиртное. Так же как и курево.
– Ничего, – улыбнулся Макарычев. – Мы ведь тоже не на прогулке.
– Слушай, ефрейтор, – процедила сквозь сжатые губы Тарья. – Ты ведь совсем недавно говорил, что это я девушка твоей мечты.
– Говорил, – не стал отказываться Стецук.
– А чего ж ты тогда на хозяйскую жену пялишься?
Не ожидавший такого вопроса Стецук едва блином не подавился.
– А что ж мне, на тебя пялиться?
– А хоть бы и на меня.
– Ты это серьезно?
– А что?
Анжелика сидела на уголке стола, прижавшись спиной к холодильнику, и, обворожительно улыбаясь всем сразу, аккуратно, по чуть-чуть, выбирала вилкой белое куриное мясо. Казалось, она ест не потому, что голодна, а лишь за компанию.
На крыльце хлопнула дверь.
– А, вот и отец Иероним пожаловал! – радостно возвестил Антип и, кинув на тарелку недоеденное куриное крыло, вскочил на ноги.
Обитая дерматином дверь приоткрылась, и в комнату бочком не вошел, а пробрался небольшого росточка, худенький, можно даже сказать, тщедушный человечишко в черной рясе до пят. Поверх рясы на груди у него висел большой медный крест. А вот на голове попика вместо полагающегося по чину клобука был повязан на манер пиратского черный платок. У попика были длинные бледно-желтые волосы со слипшимися, будто от меда, концами, вытянутый крючковатый нос, редкие обвислые усы, тонкие губы и маленькие, будто булавочные головки, глазки.
– Привет всей честной компании, – пропищал тонким голосом отец Иероним.
И небрежно эдак перекрестился на икону. Будто пылинки с плеч смахнул.
– Отец Иероним!
Антип подбежал к попику с широко раскинутыми руками и тут же заключил его в объятия. После чего они звонко облобызались троекратно. Следом за хозяином к попику подплыла Анжелика, сделала книксен и чмокнула отца Иеронима в вялую щечку.
Не дожидаясь особого приглашения, отец Иероним сел на место Антипа. Сам же хозяин присел на край тянущейся вдоль печки лавки, положил ногу на ногу и поставил тарелку на колено.