Время неместное
Шрифт:
Есть два варианта событий, я оба вижу их отсюда.
В первом варианте мы с тобой не встретимся. Никогда. Я выхожу на улицу, сигареты кончились, сахар кончился, всё кончилось, сворачиваю на площадь, и…
И всё.
Ты никогда не уронишь сумку, никогда не рассыплешь по площади румяные яблоки, я никогда не…
В этом варианте я только мельком увижу тебя на площади. Потом долго буду искать тебя – в огромном городе, в толпе прохожих, знаю, что не
Есть и второй вариант. Где ты успеешь рассыпать по площади румяные яблоки. И я успею собрать их. И ты успеешь сказать, ну что ты, нельзя после первой встречи. И тётечка в загсе успеет поворчать…
А потом…
А вот не будет никакого потом. Я не приду домой злой, как чёрт, и ты…
Глава 10. Прозрачное, как хрусталь, вещество
– Алло.
– Ну, давайте… заходите, мил человек… на расправу.
Ёкает сердце. Хочется швырнуть всё к чёртовой матери, швырнуть им в лицо ихние хвалёные микроскопы-телескопы-хреноскопы, уйти в никуда, неважно, куда, уйти…
А не уйдёшь, так воспитан, что не уйдёшь, нахлынывают воспоминания, ещё со школьной скамьи, стою у доски, училка, идиотина, думает, что она острит, класс ржёт, выродки долбаные, выбегаю в коридор, хлопаю дверями, бегу домой, и мать мне потом выговаривает: ты не имеешь права так поступать, кто, кто тебе дал это право…
А им кто дал право…
Дрель Дрелич смотрит на меня. Нет, он ещё варежку свою не разинул, он ещё только намеревается, он ещё раскладывает по столу какие-то бумажки…
– Ну что… дорогой… как жизнь?
– Р-работаем, – отвечаю.
– Эт хорошо. А вот скажи мне, мил человек, а что у тебя в школе по астрономии было?
Отвечаю честно:
– А у нас в школе астрономии не было.
– Оно и чувствуется. А ты скажи мне, мил человек, а какого ж чёрта у тебя солнце-то что ни день, то выше поднимается?
Так и хочется ляпнуть: а кто ему запретит.
– Ну… осень.
– И что же?
И то же…
– Ну… солнце…
Стою, как нашкодивший ученик.
– Солнце…
– Солнце-то по осени опускаться должно, а оно у вас вверх. Идите, переделывайте, горюшко моё…
Иду. Переделываю. Ненавижу эту самодовольную харю и этот самодовольный тон, так бы и расстрелял его из чего-нибудь, неважно, из чего. Как в универе, стоит какой-нибудь лектор у доски, мозг выносит, и на парте уже кнопка пририсована «выключи лектора», и студент какой-нибудь потихохоньку заходит в аудиторию, и делает вид, что расстреливает лектора, пока тот его не видит…
Поднимаюсь в обсерваторию, не сразу понимаю, что тут стало на несколько человек больше. То есть, не на несколько.
Их было пятеро.
Пятеро в масках, я ещё подумал, почему в масках, грипп у нас, что ли, ходит, да нет, от гриппа вроде бы чёрные
– Чем… обязан?
Не договариваю. Оторопело смотрю на направленные на меня пушки. Домечтался. Додумался. Не, вы не поняли, парни, не в меня, не в меня, вон там, на два этажа ниже, Дрель Дрелич сидит, скотина паршивая, вот в него, пожалуйста, и разрывными, и чтобы мучился подольше…
О чём я думаю….
– Мой дорогой друг…
Вздрагиваю от его голоса.
– Мой дорогой друг, я думаю, мы не погрешим против истины, если скажем, что вы располагаете одним из мощнейших телескопов в мире.
– Ага… располагаю… то есть, не я… то есть… ага…
– И, насколько нам известно, мой дорогой друг, вы имели честь лицезреть в данный телескоп далёкий мир будущего?
– Имел.
– Отлично. В таком случае, не соизволите ли вы показать нам эту, так сказать… землю обетованную?
Хочу сказать: соизволю. Что-то прорывает внутри:
– Пушки… уберите.
– Прошу прощения, что?
– Пушки…
– О, мой неосведомлённый друг, это называется пистоли… ваши познания в истории оставляют желать лучшего…
Настраиваю телескоп, никуда не денешься. Да и вообще, что такого… ну захотели люди посмотреть, ну что с того… Дрелич зайдёт, скажу, а они мне пистолями своими угрожали, или как это называется… ещё бы Дрель Дрелича подстрелили, цены бы им не было…
О чём я вообще…
– Вот… смотрите… вон там, между пустотой…
Они смотрят. По очереди. Задним числом думаю, что мог бы смотаться отсюда, или прихлопнуть их… один пятерых. Или… или…
…поздно спохватился, вон, снова уставились на меня, все пятеро…
– Большое спасибо, наш дорогой друг… а теперь не будете ли вы столь любезны, что покажете нам музей летательных аппаратов, который находится здесь же?
Хочу сказать, что сегодня музей на клюшке, не работает. Вспоминаю про пистоны, или что у них там, не говорю. Долго копаюсь с ключами, ну не любят меня ключи, так и рвутся из рук. Задним числом думаю, что какой-нибудь Ален Делон или Брюс Уиллис на моём месте что-нибудь сделал бы… что-нибудь… интересно, что – что-нибудь… и вообще, мне самому интересно узнать, чем дело кончится…
– Не… нельзя!
Неужели это я кричу, нет, я не умею так кричать, а что ещё делать, когда эти пятеро самозабвенно разбирают аппараты, которые должны были летать, но так и не взлетели, мастодонты отечественной авиации… как там про них ещё экскурсовод говорит…
Снова вижу пендели, или как их там. Мне в руку падает горсть золотых монет. Они как-то тоже по-похожему называются, пи… пистоли… пистойи… пи… а вот, пиастры, пиастры, пиастры…
– Герберт, друг мой, вы были абсолютно правы, здесь мы найдём всё, что нам нужно для полёта.