Время новых дорог
Шрифт:
– Я много чего говорил. Но этот вариант вы лично выбрали. Двинули?
Обойдя завал из занесенного снегом, вырубленного под площадку мелколесья, они вошли под сень огромных, вздрагивающих от порывов ветра елей и, то и дело проваливаясь по колена, а то и по пояс в снег, стали пробираться к реке.
– Хорошо, хоть сапоги уговорил надеть, – пробурчал в спину идущего впереди Зарубина Пустовойт. – В ботиночках по нашей тайге издевательство над природой.
Довольно отлогий берег, на котором располагался заброшенный после войны прииск, был весьма необычен для окружающих мест. Таких в этой гористой местности почти не встречалось. Длиной чуть меньше километра, шириной и того меньше. К реке прижат скалистым подножием сопки. С юга перекрыт лесистым уступом невысокого кряжа, а путь на север, если по реке, летом наглухо закрыт непроходимым порогом. Да и зимой, несмотря на здешние морозы, порог не всегда проходим. Слишком уж норовист здешний Угрюм, не всегда терпит присутствие человека. Продвижение сквозь себя
Золото снова бесследно сгинуло почти одновременно с окончательной победой. Приисковый поселок опустел почти так же быстро, как и в первый раз. Разве вот только в школе через несколько лет обосновалась «заезжая» для изредка проезжающих по зимнику шоферов. Дома торопливой довоенной постройки также торопливо разрушились, их развалины и срубы заросли кустарником и травой. Казалось, теперь уже навсегда поселились здесь заброшенность и тишина. Даже «всенародная стройка» БАМа почему-то вильнула в сторону от этих мест и прошла в полусотне «непроходимых», как считали проектировщики, километров от бывшего прииска, что почти не нарушало до поры до времени его безлюдности и бесперспективности.
Но, видимо, так считали не все. История загадочного прииска кое-кому до сих пор не давала покоя. По мнению некоторых эту загадку требовалось обязательно разгадать, в надежде докопаться до причины аномальности и, как следствие, до возможных уникальных перспектив, могущих впоследствии активно вписаться в программу «освоения Сибири». По мнению других, подробно зафиксировавших исторический опыт и оперирующих близостью новой транссибирской магистрали, это была весьма удобная площадка для запуска проекта по освоению будущих, якобы несметных месторождений, а следовательно, привлечения огромных госвложений и зарубежных инвестиций. Знаменитое сибирское строительное Управление два года назад организовало на бывшем прииске изыскательский участок с задачей подготовить соответствующие материалы по будущему освоению «перспективной» уникальной территории. Впрочем, уникальность эту в Управлении понимали по-разному. Можно даже сказать, в прямо противоположных направлениях. Начавшаяся в стране перестройка и последующие еще толком не определившиеся события, одним развязали руки, других ввергли в раздраженный пессимизм и нежелание предпринимать какие-либо усилия без надежды их последующего осуществления. Ситуация для того запутанного времени вполне типичная.
Из-за отсутствия
Вообще-то довольно странное получилось пристанище из этой старой, основательно затронутой временем средней школы. Разобраться с первого взгляда в сложном интерьере этого не очень удобного человеческого пристанища было непросто. И лишь постепенно, если кому-то приходило в голову задержаться здесь дольше положенного разовой ночлежной необходимостью срока, можно было разобраться в расположении и нынешних функциях обустроенных в здании помещений.
Прямо от входной двери открывалась сама заезжая, с нарами для временного отдыха, большой почти непрерывно топящейся печкой и длинным тяжелым столом. В глубине, почти незаметная под лестницей на второй этаж дверь в комнату Натальи Степановны. Ближе к входной двери, в каком-то из бывших подсобных помещений – каморка хозяина заежки, которого не раз ночевавшие здесь шоферы привычно называли просто Стариком, что было куда удобнее и проще по сравнению с его настоящим именем-отчеством. А уже на втором этаже, куда вела добротная хорошо сохранившаяся лестница с перилами, в большой комнате, бывшей учительской, Голованов обустроил и свою спальню, и свой весьма удобный кабинет, заставленный полками с книгами и многочисленными образцами местных пород. Здесь же располагались и два стола, заваленные папками, служебными бумагами, блокнотами и впервые оказавшимися под этой крышей довольно сложными и дорогими приборами, необходимость которых он несколько месяцев с пеной у рта доказывал вышестоящему руководству. Во избежание совершенно ненужной огласки прежнее руководство Управления пошло ему на уступки – приборы наконец-то появились, хотя никто, кроме самого Голованова, так и не понял, зачем они ему понадобились. Да еще так срочно.
А месяц назад в заезжую вселился еще один довольно неожиданный жилец – сотрудник Областного краеведческого музея Игорь Викторович Ефимов, свято уверовавший в мистическую уникальность как окружающей местности, так и самого прииска, по своей необыкновенности не имеющего аналогов в краеведческих изысканиях не только областного, но и общесибирского масштаба. Сумев каким-то образом заполучить творческий отпуск, он оккупировал в заезжей неуютный закуток, куда стал стаскивать из окрестных развалюх всё имеющее на его взгляд мало-мальскую ценность, способную впоследствии пролить свет на удивительные своеобразие и загадочность происходивших здесь за последнее столетие событий. События же, по мнению многих, определившие будущую судьбу старого заброшенного прииска и окружающих его «таинственных» мест, произошли именно в этой заезжей всего за одну предстоявшую ночь.
Вечером, все нынешние обитатели заежки поневоле находились в ее стенах, в ожидании как заранее запланированных собственных, семейного масштаба мероприятий, так и ожидании возможного прибытия нового начальника Управления, о котором утром им сообщили по рации. Сообщение, правда, было не вполне определенным – мол, все будет зависеть от погоды, но готовыми надо быть в обязательном порядке. Погода погодой, а начальство начальством – мало ли что и как может сложиться. Кстати, погода снаружи, вернее, непогода, затевалась на сей раз нешуточная. Можно уже было говорить чуть ли не о пурге, которой, несмотря на полноценные весенние сроки, зима и особенные условия здешней местности, возможно, в последний раз огрызнулись на значительно потеплевший воздух и утреннее солнечное изобилие. Солнце к полудню заволокло выползшими из-за хребта тучами, и сейчас за стенами уже отчетливо подвывал с каждой минутой усиливающийся ветер, а щели забитых на зиму досками окон из ярких и светящихся превратились в тусклые, постепенно погасающие полосы.
– Пора, кажется, запускать движок, – заявил спускавшийся из своего служебно-жилого обиталища Голованов. – Как бы высокое начальство не заблудилось. Кто «за»?
Наташа, уже сменившая свой повседневный рабочий комбинезон на нарядный костюмчик, еще раз прошлась вдоль богато сервированного всяческой местной и привозной снедью стола, с одобрением оглядывая впечатляющие плоды своих многочасовых усилий.
– Похвалите меня, в конце концов, кто-нибудь. По-моему для наших специфических условий очень даже ничего?
С увлечением ремонтирующий на огромной спальной лавке старый патефон, Ефимов повернулся к столу и склонился в шутливом низком поклоне.
– Только не надо скромничать, Наталья Степановна. С полной уверенностью заявляю, что подобного великолепия здесь не наблюдалось с 1902 года, когда новоявленный золотопромышленник Яков Фризер в честь открытия прииска давал обед на двадцать восемь персон.
– Поприсутствовать бы на том обеде… – хмыкнул Голованов. – В благодарность за угощение я бы им рассказал, чем кончится вся их затея с золотишком.
– Никто бы вам не поверил, – уверенно заявил Ефимов. – Золото тогда здесь не находил только ленивый.
– Сюда бы еще букет подснежников… – вмешалась Наташа в затевающийся не в первый уже раз спор.
– Или алых роз, – снова хмыкнул Голованов. – Начальство любит красивые цветы и красивых женщин.
Наташа шутливо замахнулась на него:
– Не портите мне настроение, Голованов. До сих пор не могу привыкнуть. Конец апреля, а снег по пояс.
Ефимов, пытаясь исправить зазвучавшую в ее голосе грусть, замахал руками: