Время перемен. Дилогия

Мазин Александр Владимирович

«Молодежь», несколько десятков оперативников, причем не только подчиненных Сучкову жандармов из Департамента территорий, но и подключенных к делу полицейских из Департамента общественной безопасности, в бешеном темпе проводили, как говорят в «Алладине», резекцию и санирование объекта. Персонал и посетители, «разобранные» по отдельным кабинетам, предназначенным вовсе не для допросов, ясное дело, но очень удобным благодаря стопроцентной звукоизоляции, потея от испуга, выкладывали все, что знали и не знали. Беседовали с ними люди Сучкова, поскольку черные жандармские мундиры в сознании рядового гражданина усилиями СМИ прочно ассоциировались с Родиной и Государем. У полицейских, возглавляемых однокашником

Гривы и Сучкова Валерой Жареным, то есть подполковником Жареным, тоже был неплохой имидж, но послабее. Поэтому они занимались «обеспечением», а сам Жареный в настоящий момент скармливал отредактированную версию событий представителям прессы. В его подаче дело выглядело просто и незамысловато. Журналисты, разумеется, в простоту не верили, поскольку успели заметить черные мундиры, но каверзных вопросов не задавали. Это были приглашенные журналисты, понимающие, что далеко не все материалы следствия нужно обнародовать по гало. Придет время, их пригласят снова и расскажут все как есть. Когда следствие будет закончено. Тех же, кто окажется недостаточно сдержанным, больше не пригласят.

— Думаю, часа через два у нас уже будет общая картина, — заметил Сучков, на чей личный модуль сливались результаты наиболее интересных «бесед».

Так выяснилось, что «окровавленный бердыш» является эмблемой малозначительной партии «Славянская старина», зарегистрированной два года назад в Томске, но базирующейся в Санкт-Петербурге. Музыкальный клуб «Орфей» один из лидеров «Старины» приобрел десять месяцев назад. В дни, когда здесь не проводилось партийных мероприятий, клуб работал в режиме «открытого доступа». Часть публики — «бердыши», часть — случайные посетители. Охранники, соответственно, тоже были «партийными». Этих сразу увезли на Мещанскую — на «глубинное потрошение». Сроки им светили немалые, равно как и замешанным в инциденте полицейским. Всё это были пешки, но и фигурам покрупнее тоже непоздоровится. Поскольку никто из лидеров «Старины» не обладал специальными привилегиями, Сучков распорядился задержать всех, произвести обыски в офисах партии и на квартирах ее основоположников. Поднаторевший в работе с сектами Иван работал жестко и быстро, помня, что уничтожение материальных улик — дело нескольких часов, а информационные базы вообще подчищаются мгновенно.

— В голове не укладывается, — проговорил Артём. — Такое — в Санкт-Петербурге. Под боком у Государя! А если бы на моем месте оказался обычный гражданин?

— Его, скорее всего, осудили бы, — сказал Иван. — А преступники остались бы на свободе. Возможно, такое уже имело место: мы это выясним. Но это — единичные случаи. Можно купить пару рядовых полицейских, но не Департамент общественной безопасности.

— Когда мы с тобой учились, никто и подумать не мог, что полицейского вообще можно купить, — заметил Грива.

— Да, — согласился подполковник. — Тенденция неприятная. Но ожидаемая. Чем спокойнее мы живем, тем мягче становятся карательные органы. Согласись, нынешний наш Государь, да благословит его Бог, куда либеральнее своего батюшки. Ты, кстати, можешь идти и веселиться.

— Я мог бы помочь…

— Спасибо, брат, мы и сами как-нибудь справимся! — Сучков похлопал Артёма по руке. — Ты же на отдыхе — вот и отдыхай. Тем более у меня выпускной балл на три пункта выше, чем у тебя, не забыл?

— Ошибка компьютера, — немедленно отреагировал Грива.

Оба рассмеялись.

— Иди, — сказал Иван. — Я скажу ребятам, чтобы тебя в центр подбросили. На нашей вертушке. Тебе куда надо?

— К Летнему саду.

— Лады. Веселись, а завтра, часиком к двенадцати — ко мне, на Мещанскую. Я за тобой вертушку пришлю.

— Ты же в Махачкалу улетаешь? — удивился Грива.

— Уже

нет, — ответил Сучков. — Я подумал — и решил сам эту «Старину» раскручивать. Есть у меня чувство: далеко ниточка потянется, моему заму не удержать.

— А кто у тебя зам?

— Ты не знаешь. Он не из наших. Из киевской Школы.

— Понятно. Ладно, до завтра.

У входа Гриву остановил Жареный. Такой длиннющий, что Грива сразу его вспомнил: Жареный пять лет был бессменным капитаном баскетбольной команды.

— Сударь! От лица Департамента общественной безопасности приношу вам свои извинения!

— Принимаю, — серьезно ответил Артём. — Можете рассчитывать на мою помощь, господин подполковник! Правда, Валер, если что нужно — скажи.

— Благодарю вас, сударь! — Жареный коснулся пальцами края фуражки. — Вон ваша вертушка, сударь! Счастливо отдохнуть, Артём!

Глава тринадцатая

КРИВАЯ САМОУБИЙСТВ

Артём Грива

На следующий день я сидел у Ивана в кабинете и от нечего делать изучал сводку происшествий. Строго говоря, права на просмотр у меня не было. Сейчас, будучи представителем крупнейшей международной спецслужбы, я не имел российского допуска даже на уровень ДСП. Вот когда я работал в Управлении Контроля внештатных ситуаций, у меня была нулевка по Управлению, единичка по всему Департаменту внешней разведки и двойка — по базам прочих Департаментов. Это потому, что каждый Департамент традиционно оберегает свои базы данных от прочих российских спецслужб: установка, заложенная еще Кондратьевым. Взаимный контроль и жесткая конкурентная борьба. Правда, в теперешние времена свирепости в отношениях спецслужб поубавилось. Соперничество из реальной борьбы превратилось в подобие спорта, поскольку на ключевых постах Департаментов сплошь и рядом сидели выпускники-«односкамеечники», для которых только Россия и Государь были выше школьной дружбы. Да и в самом деле, неужели я стал бы рыть компромат на Ваньку Сучкова? Или он — на меня? Мы еще в своем уме.

— Ванька, — сказал я. — Ты кривую самоубийств за последний год прописывал?

— Почему — кривую? — рассеянно спросил Сучков. По его дисплею на предельной скорости «прокатывалась» информация, и чтение требовало максимум внимания.

— Потому что наблюдается явная тенденция к росту. Причем в геометрической прогрессии. По текущему кварталу уже сто сорок два.

— Да ты что? — Ваня заблокировал экран и повернулся ко мне.

— Сам смотри, — я продемонстрировал ему график. — В позапрошлом квартале — восемнадцать, в прошлом шестьдесят четыре, а в этом сто сорок два.

Ванька глянул… и вздохнул с облегчением, даже засмеялся.

— Это же попытки, — сказал он. — Реально — всего восемь трупов.

— Да, — согласился я. — Но с реальными, сударь, еще хуже. Два, четыре, восемь. А к концу года будет не меньше шестнадцати.

— Да пусть хоть двадцать! — отмахнулся Сучков. — Для шестимиллионного города… — попытался вернуться к своей информации.

Но я не дал.

— Дважды два — четыре, — сказал я. — Четырежды четыре — шестнадцать. Шестнадцать на шестнадцать — двести пятьдесят шесть… Ваня, это тенденция! Неужели никто из ваших аналитиков ее не зацепил?

Мой друг потер виски — наверняка со вчерашней ночи так и не ложился.

— Артём, — сказал он. — Мы не занимается самоубийствами. Мы даже убийствами занимается только тогда, когда замешана политика или нарушена Конституция. Здоровье населения — это Департамент здравоохранения, если ты еще не забыл.

— Не забыл, — сказал я. — Приложи пальчик.

— Это что? — он уставился на документ, который выполз на его дисплей, нахально потеснив оперативную информацию.

— Это, Ваня, мой допуск к служебной информации.