Время перемен
Шрифт:
«Хьюстон! У нас проблема!» – подал голос мобильный телефон Вилл, лежавший тут же на столе. «Опаздываешь в школу!»
– Чёрт! – воскликнула девушка, глянув на часы – до начала занятий оставалось пятнадцать минут – и пулей вылетела из кухни…
«Ревнитель», – ментальный голос Первого Советника ворвался в сознание Хо’рааса подобно молнии, прорезающей небо. Но он не застал Ревнителя врасплох – Хо’раас ожидал этого разговора с того самого момента, как войска, находившиеся под его командованием, отразили атаку на резонансный генератор.
«Преклоняюсь перед мудростью Советника», – ответил традиционным приветствием Ревнитель. «Чем могу служить?»
«Всё ли готово к запуску генератора?» – осведомился Советник.
«Да. Ожидаем лишь приказа», – ответил Ревнитель.
«Замечательно», – мыслесфера
«Смертная казнь, разумеется…», – ответил Хо’раас, ошеломлённый новостью даже несмотря на то, что и сам замечал у Шро’така признаки вольнодумия и сомнений. Но он никак не ожидал, что командующий зайдёт настолько далеко, чтобы лишить себя чести и покрыть позором не только своё имя, но имя своего клана, совершив то, что он совершил. «Но почему вы рассказываете об этом мне?»
«Потому, что в случившемся есть и ваша вина, Ревнитель. Случившееся показывает, что вы не достаточно хорошо исполняли свой долг. Вы не сумели разглядеть ереси, в которой погряз Шро’так, сомнений, смутивших его душу и толкнувших на путь отступничества. Сейчас эта ересь довела его до того, что он переметнулся на сторону противника!» – и хотя Советник «произносил» всё это совершенно спокойно, Хо’раас осознал всю глубину своей вины и ужаснулся – ведь он как Ревнитель Веры должен пресекать ересь, распознавать её и возвращать заблудших к истине… а ежели заблудший пал так низко, что его возвращение и искупление уже невозможно – уничтожать его. Но он не решился проникнуть в истинную суть речей командующего, не решился разглядеть в его мыслях то, что обязан был разглядеть… Но, в отличие от Шро’така, он примет свою судьбу с честью и достоинством:
«Я приму любое ваше решение, Советник», – почтительно ответил он.
«Естественно, примете», – довольно отозвался Советник, а в его мыслесфере мелькнули цвета превосходства. «Тогда слушайте – через один стандартный планетарный цикл вы активируете генератор и вернётесь вместе с войсками на флагман. Если вы это сделаете, то можете считать, что искупили свою вину. Если же нет… Я решу, что с вами делать».
«Слушаюсь», – ответил Хо’раас, и мыслесфера Советника тотчас исчезла, оставляя Ревнителя в глубокой задумчивости. Он стоял на краю лагеря, разбитого посреди пустыни с одной единственной целью – обеспечить защиту резонансного генератора, и наблюдал за слаженными, предельно чёткими и точными действиями воинов, перемещениями техники. И тревога закрадывалась в сердце Ревнителя – он сам как никто другой осознавал всю глубину своей вины, тяжесть своего греха. За то, что он не выполнил свой долг, он должен был предстать перед Блюстителем Духа и Девятью Регентами. Должен был предстать перед ними, чтобы они осудили его, назначив единственно возможную меру наказания – смерть. Но почему Советник сказал то, что сказал? Разве в его власти принимать такие решения? Разве он имеет право вторгаться в то, что является прерогативой Синода Девяти Регентов во главе с Блюстителем Духа? Или у него есть высочайшее разрешение? Только в этом случае он может… Что ж, он выполнит приказ советника и защитит генератор, а затем активирует его! Он отразит все атаки еретиков и нечестивцев, а их самих предаст смерти! Только тогда он сможет искупить вину! Хотя нет! Свой грех он сможет искупить только когда отыщет падшего командора, чтобы лично доставить его к судьям и привести приговор в исполнение!
Ревнитель смотрел за горизонт, в пустыню, туда, где занесённый тысячелетними песками, покинутый хозяевами, пробуждался ото сна великий древний город. В свете заходящего солнца глаза Хо’рааса сверкали неистовым фанатичным огнём…
Столовая школы Шеффилда повидала многое, ведь была так же стара, как и сама школа. Ученики всегда обедали здесь – и в 1914 году, когда началась первая мировая война, и в 1917 – в год великой революции в России, так круто изменившей её жизнь. Пользовалась столовая популярностью и во времена Великой Депрессии, когда у многих и денег-то на еду не было. Так же стабильно она работала, когда разразилась Вторая мировая война и после неё. Эти стены помнили возгласы ликования и вздохи печали, сопровождавшие космическую
Однако подобная слава столовой не останавливала тех учеников, которые хотели во время перемены спокойно побеседовать с друзьями не в узких и шумных коридорах школы, а с относительным комфортом – в просторной и чуть менее шумной столовой, сидя на удобном стуле за столиком. Таковы были и стражницы завесы – они только что расположились за одним из столиков и теперь ожидали прибытия ещё одного человека – Метта Олсена, который не заставил себя ждать – едва зайдя в столовую, он тотчас заметил подруг и помахал им рукой, направляясь к их столику, лавируя между учениками.
– Ну вот, все в сборе, – довольно констатировала Ирма, отхлебнув сок из стакана. Он был пригоден в пищу, в отличие от остального, что готовили здешние повара. Наверное потому, что они вообще не имели к соку никакого отношения – его закупали у фирмы-производителя. Со всех сторон на группу друзей накатывал, словно прибой, шум голосов – ученики тихо переговаривались, либо болтали в полный голос, смеялись, а иногда что-то выкрикивали. В последние два дня у них главной темой разговоров были вовсе не будничные заботы или малые мирские радости, а событие, потрясшее весь мир – заявление президента Российской Федерации, сделанное им на прошлой неделе.
– Какое занудство, – нахмурилась Корнелия. – У них что, больше тем для разговоров нет? Только и слышно «Путин то», «Путин сё», да «параллельные миры»…
– А чего ты от них хотела? – удивился Метт. – Они всё ещё в шоке. Да что там! Могу поспорить, что вы пятеро вели себя почти так же, когда стали стражницами, – юноша улыбнулся. – По крайней мере я помню себя, когда узнал, кто вы на самом деле…
– А уж мы-то как помним, – хихикнула Хай Лин, подмигнув подругам – те закивали.
– Ладно, так что вы решили? – Метт перешёл к делу.
– Мы не можем долго находиться здесь, – молвила Вилл. Сейчас это решение далось ей труднее, чем раньше – им снова придётся обмануть близких людей. А в последнее время это не нравилось Вилл всё больше и больше. – После школы мы отправимся в Меридиан, а здесь оставим астральные дубли, – она не знала, что было сейчас на душе у подруг, хотя прежде каждая уже дала согласие на этот план. Но с собой Вилл ничего не могла поделать – слишком долго она обманывала свою мать, чтобы это прошло безследно для её собственной совести. И теперь совесть, как молчаливый и безжалостный страж справедливости, и палач в одном лице, терзала душу и разум Вилл всё более усиливающимся чувством вины. Но на другой чаше весов было само существование Меридиана.
– Но Вилл! – выдохнул Метт – казалось, ему передалась часть переживаний возлюбленной. Он понимал, что она чувствует. Подруги тоже понимали, ведь каждая, хоть и по-своему, чувствовала сейчас то же самое.
– Так надо, Метт, – ответила Вилл. Хотя она желала бы сказать, что это не так. – Нам нельзя покидать Меридиан, когда он так нуждается в нас.
– Я понимаю, – кивнул юноша. – Мы с регентами будем помогать вам чем сможем и когда сможем. Даже тогда, когда это будет невозможно.
– Наверное, если бы Оракул был жив, он бы что-нибудь придумал, – проговорила Тарани.